— Нет, ну вы только посмотрите! — вскричал Эскюэль.
Ученик, насколько позволяло приличие, повернул к инспектору свое смущенное смеющееся лицо.
— Оставьте его в покое! — вполголоса произнес месье Приер. — Не он сотворил это безобразие.
Эскюэль с трудом сдержался и с платком наготове стал ждать, когда пристанище позора освободится.
Ученик из философского класса мочился, подняв голову и глядя в небо, чтобы его не упрекнули в скверных мыслях, потворствующих пороку. Внезапно он вздрогнул всем телом и от неожиданности прервал естественный процесс. Двор потряс громкий гневный голос, все преподаватели коллежа сбежались к распахнутым окнам.
— Клевета! — кричал месье Ламбль из окна своего пятого класса. — Какая низость! Какая гнусная попытка подставить человека!
Директор ошеломленно смотрел на длинный силуэт месье Ламбля, гадая, не снится ли ему все происходящее. Эскюэль испугался и положил платок в карман, тем временем подросток спешно освободил кабинку. Широкими шагами Ламбль пересек двор вместе с учеником Мартеном, которого по-отечески обнимал за плечи. Подойдя к туалетам, он угрожающе указал пальцем на Эскюэля и крикнул что было мочи:
— Я обвиняю инспектора в клевете! Я обвиняю его в том, что с помощью ложного доказательства, из низменного желания мести он добился исключения из школы ученика, невиновного в хулиганстве и очерненного напрасно! Мартен в моем присутствии, в моем классе ни в чем не признавался, господин Эскюэль! Вы солгали!
Мартен, все еще красный, с припухшими от слез глазами, стоял, опустив голову и исподлобья поглядывая вокруг. Пока Ламбль излагал обвинения, испуг на лице у Мартена сменился выражением удовлетворения и злобы. Впрочем, на мальчика никто не обращал внимания. Эскюэль шагнул назад, закрыв от Ламбля похабные надписи. В ярости он вновь заявил, что слышал признание Мартена, однако преподаватель продолжал обличительную речь, обещая призвать в свидетели своих учеников и вдобавок стыдя инспектора за запугивание несчастного ребенка. Оценив остроту конфликта, директор попытался разрешить его способом, щадящим самолюбие обоих коллег.
— Инспектор мог случайно ошибиться, — предположил он.
Эскюэль кивнул, словно по какой-то причине вдруг засомневался в своем слухе.
— В любом случае, — поспешил добавить директор, — это недоразумение с признаниями ничего не меняет, мы уверены в своей правоте.
Смотритель интерната поднял брови и поджал губы в знак удивления и несогласия. С сарказмом в голосе месье Ламбль произнес:
— Позвольте узнать, господин директор, на чем основывается ваша уверенность? С учеником Мартеном в моем классе очень грубо обошлись, и я несу ответственность за проявление жестокости по отношению к мальчику, не совершавшему проступка, безосновательно приписанного ему несправедливым карателем. Я, так же, как и Мартен, хотел бы узнать, чем продиктовано ваше решение. Вы позволите?
— Нет, — ответил Приер, которого ситуация постепенно выводила из себя. — Вы вмешиваетесь в дела администрации, рассмотрение которых — моя компетенция. Я ни под каким видом не могу этого позволить.
Месье Ламбль снова вознегодовал. Он не допустит несправедливости и лучше уж уволится, чем молча наблюдать за расправой без суда и следствия. Он готов написать жалобу и посоветовать родителям Мартена, как ею воспользоваться. Директор представил себе беспрецедентный грандиозный скандал и бесславную страницу, которая навеки испортит его чиновничье досье.
— Пусть будет по-вашему, — нехотя выдавил он. — Берите это дело под контроль. Теперь вы — главный.
Месье Ламбль не уловил горькой иронии в словах директора и успокоился.
— Отлично, — сказал он. — А теперь рассмотрим состав преступления и решим, в чем обвиняют ученика Мартена.
Эскюэль с перекошенным лицом шагнул в сторону. Ламбль с любопытством склонился над шедевром пошлости, вслух прочитал слова и особо обратил внимание свидетелей на непристойный рисунок.
— Видимо, добродетель мадам Эскюэль вызывает у автора сомнения!
Ламбль смеялся в глаза инспектору, который едва держал себя в руках, так ему хотелось влепить этому детективу пощечину.