— А теперь прошу к столу, братцы. За столом и потолкуем, — сказал Югов, приглашая Хабаровых в дом. Юговское жилище было просторным, и обогревали его несколько печей. Правда, на их изразцовую облицовку Влас Тимофеевич не расщедрился. Изразцовыми печами могли похвастать только воевода, наиболее богатые и именитые купцы.
— Не взыщите, — чем богаты... — сказал Югов, приглашая братьев Хабаровых к столу.
Хозяин явно прибеднялся. На большом столе, покрытым пёстрой камчатной скатертью, появились жбан медовухи, блюда с медвежьим окороком, маринованными грибками, разной снедью. Кроме гостей и хозяина за столом сидел старший хозяйский сын Герасим, мужик лет тридцати, уже давно ставший отцом семейства. У стола суетилась, подавая кушанья, одна из дочерей Власа Татьяна, девица на выданье.
— Позаботься, Татьянка, о человеке Хабаровых, — сказал Югов дочери. — Как его кличут?
— Донаткой кличут нашего человека, — пояснил Ерофей.
— Слыхала? Распорядись, чтоб Донатку накормили. Угощайтесь, братцы.
Влас Тимофеевич собственноручно налил каждому по кружке медовухи, положил в тарелки по большому куску окорока. Лишь после обильной трапезы Югов заговорил о деле.
— Что-нибудь слышали о Мангазее?
— Малость слышали, — сдержанно ответил Ерофей, — город на берегу Студёного моря за Каменным поясом, куда приплывают на кочах промышленные и торговые люди из Архангельска.
— Вот и неправильно! Гераська, объясни-ка гостям, где лежит город Мангазея. Ты же плавал туда.
Герасим сдержанно произнёс:
— Батюшка прав. Довелось плавать до Мангазеи... Сей град стоит вовсе не на Студёном море, а на реке Таз. А сия речка, да будет вам известно, впадает в Тазовскую губу, что есть ответвление губы Обской. А до Студёного моря ещё плыть, да плыть.
— Слышали, братцы? — перебил сына Югов. — Не ведали об этом?
— Где нам ведать? — ответил Ерофей. — Нам в эту самую Мангазею не довелось покуда плавать.
— А хотелось бы?
— Отчего бы не хотеть. Я ведь уже не юнец желторотый, а зрелый мужик. Хотелось бы на самостоятельную дорогу выйти, из-под родительской опеки высвободиться. Батюшка-то наш, Павел, что греха таить, крутоват.
— Заметно. Выходи на самостоятельную дорогу, Ерофеюшка. Пора.
Влас Тимофеевич умолк и принялся усердно разгрызать кусочек медвежатины. Покончив с ним, возобновил разговор.
— А ты, Ерофей, хотел бы отправиться в Мангазею?
— Отчего бы не хотеть? — ответил, не задумываясь, тот. — Всё же любопытно край неведомый своими очами узреть. И братцу моему было бы также любопытно.
— Вестимо, — сдержанно отозвался младший Хабаров.
— Вот, вот... не только любопытно, но и доходно, — весомо изрёк старый Югов. — Поступал бы ты, Ерофей, ко мне на службу.