— Разбогатеем, переберёмся в Устюг. Усадьбу я возводил с думами о будущем.
Обоз был встречен громким гавканьем двух рыжих собак-лаек с острыми лисьими мордами. Но узрев в прибывших своих, собаки умолкли и стали ласкаться к Ерофею.
Заслышав скрип полозьев и конское ржание, из дома по крутой лестнице спустился во двор постоялец Игнат Свирин, корабельный мастер с лодейного двора, принадлежащего богатому промышленнику Югову, на которого трудилось не менее двух десятков корабелов.
Прижимистый Павел Хабаров держал постояльца не без малой для себя выгоды. И двор в устюжском посаде был под надёжным присмотром, и юговский корабельный мастер платил за проживание исправно, принося Хабарову доход.
Обоз едва въехал в просторный двор, как Игнат поспешил захлопнуть тяжёлые тесовые ворота и задвинуть засов. Ерофей с Никифором и Донатом распрягли коней, отвели их в конюшню. Сани с добром оставались во дворе под охраной собак. Только после этого Ерофей и его спутники вошли в дом. Наспех закусили они ломтями хлеба со свиным салом из дорожных припасов, выпили по жбану холодного хлебного кваса, предложенного Игнатом, и, усталые, не избежавшие дорожных происшествий, отправились на покой в одну из горниц. Семья Игната Свирина никогда её не занимала. Эта горница пустовала, готовая в любое время принять хозяев.
Притомившиеся с дороги, Ерофей Павлович и его спутники проснулись поздно, когда солнце уже высоко поднялось над горизонтом. С улицы слышались чьи-то крики, звон бубенцов проезжавших мимо подвод. Со стороны лодейного двора доносились визг продольных пил и перестук топоров.
Первым проснулся Ерофей, прислушался к уличным звукам, окрикнул спутников:
— Подымайтесь, лежебоки. Хватит дрыхнуть...
Наспех позавтракали. Ерофей распорядился, чтобы Донат задал корм лошадям, сам же вместе с братом Никифором отправился в город по делам.
Сперва посетили дом промышленника Югова.
— Влас Тимофеевич давно отбыл на лодейный двор, — такими словами встретил их привратник, охранявший юговскую усадьбу.
Дом Югова, срубленный из толстой сосны, выделялся среди окрестных строений посада. Не дом — внушительные хоромы в два этажа на подклети с витыми колонночками. Мезонин был разукрашен затейливой резьбой. Сразу видно, что обитает здесь один из именитых богатеев города. Влас Тимофеевич не только промышлял пушного зверя, а точнее — содержал ватагу промысловиков и охотников, отправлявшихся во главе со своими предводителями за Каменный пояс, в Мангазею, на Обь и Иртыш. Ещё он содержал лодейный двор, где опытные и искусные корабелы мастерили лодки, ладьи, дощаники. Изделия юговских корабелов находили широкий спрос у местного купечества и промышленных людей.
Власа Югова братья Хабаровы встретили на берегу Сухоны у недостроенного дощаника, белевшего своей бортовой обшивкой. Промышленник зычным голосом распекал старого корабела, чем-то не угодившего ему.
— Отдохни малость, Влас Тимофеич, — остановил его Ерофей. — Низкий поклон тебе от родителя нашего.
— А, это ты, Ерофеюшка, с братцем своим, — отозвался Югов. — Мы вот всё трудимся в поте лица.
— Бог в помощь!
— С чем пожаловали?
— Со всякими припасами, кои потребны тебе.
— Видишь, сколько народа надобно прокормить, да и у меня самого семейка немалая. Стало быть, всё потребно. Старшенького моего снаряжаю на промысел. Сами-то вы не намереваетесь за Каменный пояс податься? В Мангазею хотя б?
— Поразмыслить надобно.
— Поразмысли, коли так.
— С батюшкой посоветоваться бы надо. Он у нас всему голова.