Бортинженер Алдан Шагдаров не вышел из комы после гиперперехода. Пилота Евгения Мальцева пришлось вводить в кому искусственно, чтобы остановить некроз головного мозга, внезапно обрушившийся на абсолютно здорового тридцатилетнего мужчину. В итоге из экипажа «Москвы» на ногах остались лишь трое. Но гораздо хуже было другое.
— Это не наше небо, командир, — повторил Серго Гигаури, когда два часа спустя, так и не дождавшись доклада, Мереж лично явился в отсек главного компьютера.
— Я понимаю, что не… — начал было Витольд, но кибернетик раздражённо затряс густой чёрной гривой:
— Это не Альфа Центавра! Мы не вышли в заданную параметрами точку пространства!
Мереж, астрофизик по образованию, это уже понял и сам, когда дошла очередь взглянуть на обзорный экран. Бело-голубой гигант, сияющий в десяти астрономических единицах от «Москвы», никак не походил на двойную жёлтую звезду и тем более на красный карлик Проксиму.
— А куда мы вышли? — осторожно спросил Витольд.
— Не знаю. Звезда класса B6III. Таких сотни тысяч, а то и миллионы в Галактике. Мы со Слоном пока не смогли идентифицировать ни один реперный квазар. Продолжать перебор?
— А что нам остаётся делать? — пожал плечами Мереж.
— Ну… согласно общепринятой теории, гиперпространство изотропно, как и наше трёхмерное пространство. Следовательно, мы можем инвертировать координаты входа и совершить обратный прыжок. По идее, мы должны попасть в исходную точку, в Солнечную систему, независимо от того, где сейчас находимся. У китайцев получилось!
— Да, — согласился Мереж. — У китайцев получилось. Один раз.
Живший в середине XXI века американский математик русского происхождения Джон Марков терпеть не мог пространство и расстояние. С рождения страдающий агорафобией, он боялся представить себе эту огромную пустоту между мирами. Наверное, поэтому в его модели Вселенной время и расстояние отсутствовали. Вместо непрерывного континуума он оперировал дискретными множествами абстрактных точек, «гравитационными сгустками», мгновенно обменивающимися информационными пакетами.
Модель так и осталось бы одной из многих, рождённых «на кончике пера» и там же умерших. Но кроме досужих размышлений о природе Вселенной Марков занимался и делами вполне конкретными. Он участвовал в разработке математического аппарата фазовых переходов адронного вещества в кварк-глюонную плазму. И открыл зависимость между максимально допустимым размером «капли» хромоплазмы и кривизной пространства. Уравнения, которые вывел Марков, доказывали — капля массой больше пороговой не может существовать в пределах 3-браны, она «продавливается» в пространство больших размерностей, теряет при этом часть энергии и возвращается назад в адронное состояние. Но уже в другой точке 3-браны. Марков связал своё открытие со своей же моделью Вселенной. Нанокаплю КГП он назвал «информационным пакетом», уравнение фазового перехода — «уравнением масс-информационного преобразования» и объявил, что нашёл «кротовую нору» в М-теории.
Долгих полвека гипотеза оставалась исключительно гипотезой, пока в 2117 году Китайская Республика не запустила первый гиперсветовой корабль «Красный дракон» с двумя добровольцами-тайконавтами на борту. «Красный дракон» ушёл в гиперпространство и спустя десять дней благополучно вернулся. Где побывали тайконавты, что видели, как сумели вернуться — данные о полёте Китай засекретил. Во внешний мир просочилась лишь информация, что бортинженер Сы Фанъинь вскоре после возвращения скоропостижно скончался, командир Ли Чен тоже заработал некое расстройство психики, отошёл от дел и на долгие годы удалился в горный буддийский монастырь. Но сам факт гиперперехода и благополучного возвращения значил немало: уравнения Маркова работали, звёзды перестали быть недосягаемыми.
Началась очередная космическая гонка. Европейско-Российский Союз и Панамериканская Конфедерация спешили доказать друг другу собственное научное и технологическое превосходство. Экспериментировать с гиперпереходом в пределах Солнечной системы не получалось: точками пространства Маркова были массивные гравитационные объекты — звёзды. Оставалось идти ва-банк. Американцы победили: «Нил Армстронг» стартовал на полгода раньше «Москвы».
Ни с кем из американских коллег Мереж знаком не был. Зато с Ли Ченом увидеться довелось. Тот неожиданно оказался в составе китайской делегации, приглашённой на космодром Восточный. Бывший тайконавт, маленький, сухощавый, завёрнутый в оранжевую кашаю человечек долго и пристально смотрел на Витольда. Затем произнёс что-то вполголоса. Китайским Мереж не владел, потому уже в челноке, что вёз экипаж на орбиту, спросил у Гигаури:
— Серго, а что нам китаец пожелал?
— Тайконавт? Ничего он нам не желал. Пробубнил зачем-то: «Холод далёких звёзд», — меня аж передёрнуло. Может, это какие-то китайские стихи? Или что-то ритуальное, буддийское? Не знаю.
Почти сутки «Москва» дрейфовала по вытянутой эллиптической орбите вокруг безымянной звезды. Олнис не выходил из медотсека, тщась понять причины болезни, поразившей товарищей. Гигаури снова и снова пытался определить координаты корабля в трёхмерном пространстве. Мережу оставалось тестировать бортовые системы.
Итоги тестирования были неутешительны. Двигатель отработал штатно, навигационное оборудование функционировало без сбоев, техника не подвела. Причиной неудачи могло быть одно — ошибка в исходных данных. Какую-то компоненту уравнений фазового перехода создатели гиперкорабля интерпретировали неверно. Он, Витольд Мереж, интерпретировал неверно! Но ведь двадцать лет назад китайцам удалось…
Далеко за полночь по корабельному времени Мереж отправился спать, теша себя слабой надеждой, что утро вечера мудренее. Он и представить не мог, насколько мудрёным окажется утро.
Разбудил Витольда голос Гигаури из интеркома:
— Командир, просыпайся! У нас очередной форс-мажор намечается!