— А если тебя исключат из комсомола, что будешь делать? Думал об этом?
Галим потупил голову.
— Разве можно шутить такими серьезными вещами, как товарищество, комсомольская дружба? Эх, Галим, Галим! Вспомни, народ-то что говорит: одно полено и в печке не горит, а два и в степи не погаснут! Я так верил в тебя… Даже не поделился со мной. Утаил от отца.
Галим не нашелся что сказать, но в его круглых, широко, по-отцовски, расставленных глазах светилось искреннее чувство самоосуждения, и Рахим-абзы понял, что разговор не пройдет впустую.
Накануне комсомольского собрания Мунире снова стало хуже.
— Ты меня не уговаривай, я все равно пойду, — сказала Мунира, пришедшей навестить ее Тане. — Я ведь тогда, на лестнице, погорячилась, сказала лишнее, подлила масла в огонь. И скажу об этом.
— Но ведь ты лее сама говорила, что сердита на него.
— Это другое дело. Я и сейчас на него зла. Но некоторые предлагают не более не менее как исключить его из комсомола.
Увлеченные разговором, девушки не слышали, как вошла Суфпя-ханум.
— Мунира, радость, телеграмма!..
— От папы? Давай скорее.
Одним дыханием Мунира прочла: «Здоровье улучшается ждите письмо целую тебя Муниру Мансур».
Мунира уткнулась в телеграфный бланк, целуя его.
— Папа жив! Мамочка, милая!
Мать и дочь улыбались друг другу сквозь слезы облегчения.
— Мама, а может, тебе слетать к папе?
— Полечу, полечу, — глядя вдаль, отвечала Суфия-ханум словно не Мунире, а своим мыслям.
Когда Мунира вошла в зал, собрание уже началось. Она села между Наилем и Хаджар, Ляля кивнула ей из президиума. Мунира отыскала глазами Галима, — он забился в угол.
Секретарь комсомольского комитета Зюбаиров знакомил собрание с «делом» Урманова.
— Товарищи, — сказал он в заключение, — только недавно пленум ЦК ВЛКСМ потребовал, чтобы комсомольцы в учебе, как и в общественной работе, были примером для несоюзной молодежи. Ленинский комсомол с честью выполняет это решение. Но есть у нас еще отдельные комсомольцы, относящиеся к своему званию безответственно. Два дня назад мы разбирали на заседании комитета дело комсомольца Галима Урманова, сейчас известное всем вам. У членов комитета осталось впечатление, что Урманов не полностью сознает свою вину. Поэтому мы вынесли его вопрос на обсуждение общего собрания.
Казалось, в речи секретаря для Галима не было ничего нового. Почти те же слова он слышал от него и на комитете. Тем не менее Урманова охватило столь мучительное, причинявшее почти физическую боль, чувство, какого он в жизни еще не испытывал.
Не раз Галим участвовал в рассмотрении так называемых конфликтных дел комсомольцев, однажды он голосовал за исключение из рядов комсомола. Но тогда Галим не думал, что разбор личного дела на собрании может так сильно потрясти человека.