Мы втроем еще долго обсуждали, как лучше устроить Ату. Она заверила меня, что не бросит школу. Ей еще оставалось учиться два года.
Утром мама отвезла Ату к Ермаку, и они вдвоем навели там порядок.
Ермак аж ахнул, когда пришел с завода. Но еще много дней спустя мама покупала то одну вещь, то другую и украшала и прибирала их комнату. И водила Ату на осмотр к Екатерине Давыдовне. Та сказала, что с глазами пока неплохо.
Пусто, очень пусто стало у нас без Аты. Только теперь мы поняли, чем стала для нас эта шумливая, неспокойная девочка.
Зато Ермак радовался. Видно, очень он был дома одинок. А теперь у него был самый близкий человек - сестра! И какая сестра! Умница, великодушная, добрая!
А недели две спустя я убедился, как была права Ата. Я сидел у них, хотя давно было пора идти домой. «Когда рано вставать, то в десять вечера надо быть дома»,- это говорил мой отец. А было уже одиннадцать, и я все не мог заставить себя встать и уйти.
О чем только мы не говорили в тот вечер! А потом разговор зашел о будущем.
- Странно, ты мне брат, а я до сих пор не знаю, кем ты решил быть? - сказала Ата Ермаку.- Вот у Санди все ясно!
- Что - ясно? - почему-то обиделся я.
- Твоя жизнь навсегда связана с кораблями: будешь ли ты строить их или плавать на них. Либо инженер-кораблестроитель, либо ученый-океанолог. Может, даже моряк. Но от кораблей ты не уйдешь, ведь так?
- Ну, так! - буркнул я сердито.
- Я же знаю. А кем будет мой единственный брат, я не знаю. Кем же ты будешь, Ермак?
- А ты? Ты ведь тоже ни разу не говорила мне, кем будешь? - извернулся Ермак.- Сначала скажи ты.
- Я? Ладно…- Ата задумалась и погрустнела.- У меня ведь другое дело.
- Почему - другое? - разом спросили мы, не поняв.
Ата долго смотрела на нас широко раскрытыми близорукими глазами.
- Потому что я хотела бы стать, как Екатерина Давыдовна,- врачом по глазным болезням. Хирургом. Возвращать людям зрение. Понимаете? Но мне это недоступно. Я… недостаточно хорошо вижу, чтобы делать операции. Может, я еще… снова…
Она подавленно замолчала. Вот чего она боялась!
- Ты не ослепнешь, Ата! - произнес я растерянно.- Екатерина Давыдовна говорила маме, что у тебя все пока в порядке. (И зачем я ввернул это проклятое «пока»?!)
Ата чуть отвернулась. Потом встала со стула и пересела на подоконник. Там она сидела в тени.
- Может, пока и не ослепну. А после могу ослепнуть. Мне надо всего бояться… Вечно оберегаться от всего - от ветра, простуды, физического напряжения, усталости, даже жары. Не вступать ни в какие конфликты. Значит, если я встречу гнусную ложь - промолчать? А я не вытерплю. Не захочу я жить полтораста лет такой ценой. Я не понимаю, как все на вашем заводе - несколько тысяч человек - терпят, что у них заместителем главного инженера работает подлец. Ведь все знают, что он подлец? Почему они все его терпят? Я бы на каждом собрании твердила и твердила, пока бы стало неловко его держать на этом посту. Почему его не исключат из партии? Он же эгоист!.
- За эгоизм не исключают,- возразил Ермак смущенно.