Ата была настолько счастлива, что даже ослабела от счастья.
Теперь и она зрячая. Даже не слабовидящая, а зрячая. Ока уже видела так много! Доктора, которая вернула ей жизнь. Тетю Вику - так вот она какая на самом деле. Видела людей… Все-таки не такими она их представляла! Видела дерево в кадке, упершееся в потолок. (А ему тесно… Почему не выпустят его на волю?) И видела дождь!
В следующий раз она увидит Ермака! И солнце. И небе. И море. Как все хорошо! Как хорошо!…
Счастье убаюкало ее, и Ата уснула.
Тем временем врач беседовала с медицинской сестрой. Кабинет опустел. Их было только две женщины в белых халатах, чем-то похожих друг на друга, несмотря на видимое внешнее различие. Дождь за окном все шел. Мычала сирена тоскливо и угрожающе. Корабли в море слушали туманный сигнал.
- Операция удалась, а у меня болит сердце…- вздохнула Екатерина Давыдовна.- Столько еще опасностей ждет нас! Заживление проходит вяло. Общее состояние организма ослабленное. Могут быть и поздние осложнения: помутнение стекловидного тела, отслойка сетчатки, вплоть до обильного кровоизлияния из глаза. Даже после удачно проведенной операции и при гладком послеоперационном течении зрение в некоторых случаях… спустя значительное время вдруг начинает ухудшаться. При исследовании на зрачке вдруг обнаруживаешь тонкую серую сетку… Потом она превращается в плотную перепонку. Возникает вторичная катаракта. Никогда к этому не привыкну!! Никогда! Тогда снова операция, но уже с меньшими шансами на успех… При врожденной катаракте операцию надо делать как можно раньше. У Гагиной пропущены все сроки. Очень трудно будет научить ее пользоваться зрением. Да. Надо будет постоянно наблюдать за внутриглазным давлением. Может развиться глаукома. В таких случаях, как у нее, всегда есть предрасположение к глаукоме. Всякие волнения ей абсолютно противопоказаны! А девочка очень нервная, впечатлительная. Умненькая, развита не по летам, но комок нервов. Что делать?
- Я вам рассказывала,- тихо напомнила Виктория Александровна.- Ату бросила мать… травма на всю жизнь. Скажите, ей всегда будет грозить слепота?
- Боюсь, что да! Но, во всяком случае, если она не ослепнет лет до двадцати пяти, зрение укрепится. И тогда уже можно не так бояться. У нее совсем нет родных?
- Есть брат. Ему пятнадцать лет. Собственно, есть и отец, но… Ата категорически отказывается его признавать. В больнице даже передачи от него не принимала. Такой отец и не поможет.
- У нее страстная тяга к семье… Жажда иметь мать,- раздумчиво заметила Реттер.
Виктория Александровна жгуче покраснела, так что слезы выступили на глазах.
- Не любую мать… Ей хочется иметь матерью меня.
. - Да, я заметила это. Я вернула ей зрение, но первою, кого она захотела увидеть, были вы. Она очень вас любит!
- Муж против… Но сегодня я еще раз поговорю с ним.
Вечером Санди был свидетелем бурного разговора родителей.
- Я не могу иначе, пойми,- сказала Виктория Александровна в заключение.- Я просила отца принять ее к себе. Он согласен. Тетя Ксеня тоже. Но я не могу доверить ее даже отцу.
- Ты ее так любишь?
- Да. Но это сложнее. Я потеряю к себе всякое уважение, если не откликнусь на ее призыв.
- Не понимаю одного,- с досадой заметил Андрей Николаевич,- почему мы должны воспитывать ребенка Стасика? Его же дочь?… И он жив-здоров. Кстати, он поступил на работу библиотекарем. Почему бы ему не взять дочь к себе?
- Я никогда бы это не допустила, вплоть до суда!
- Почему?
- Потому что Ате противопоказано жить в такой обстановке. Ох, Андрей, Андрей. Как ты мог это сказать?