Когда я потом передал маме этот разговор, сна сначала загрустила, потом рассмеялась:
- Ты умница, сын! Я рада, что говорила с тобой, как со взрослым. Ты все понял. О, лучше бы он бил тарелки, даже стукнул меня разок, но только не это ледяное молчание.
Потом мама глубоко задумалась. Я не мешал ей. Я смотрел на бригантину с алыми парусами (они уже порядком выцвели, надо сделать новые паруса) и вспоминал Ермака еще маленьким. Как он пришел к нам впервые - мы еще жили тогда у бабушки - и недоверчиво сказал: «Алых парусов не бывает».
Надо его спросить, думает ли он так сейчас?
Старинные романы, до которых я, признаться, большой охотник, кончались обычно свадьбой героев. Предполагалось, что дальше уже все ясно и определенно: корабль героя благополучно прибыл в тихую гавань. У наших поколений - и отцов, и детей - женитьба есть начало короткого или длинного, на всю жизнь, путешествия, бурного или тихого, как сложится, но только не мирная гавань.
Ты счастлив, ты в упоении, но почему так тревожно и смутно на сердце? Что-то ждет впереди?
Ата согласилась быть моей женой. Это было неожиданностью для меня. Почему-то я был уверен, что она мне откажет… Еще высмеет, как мальчишку. Объяснился, словно бросился в холодную воду. Но она согласилась.
Мы в ту ночь ходили по улицам нашего города до рассвета. Я должен был рассказывать ей о далеких городах Африки, океанских волнах, пассатах, об исследовательской работе на «Дельфине», о бурях, штормах, о китах и акулах.
- А белого кита ты не видел? - спросила Ата.
- Белого не видел.
- Что такое романтика? - спросила Ата.- Почему она так влечет? Почему влечет недоступное?
Я процитировал ей слова Нансена. Они записаны у меня в дневнике, и я помнил их наизусть:
- «Романтика… Она вдохновляет людей к познанию, ведет их вперед. Романтика рождает в людях дух отваги и извечное стремление преодолевать трудности на непроторенных путях исканий. Романтика придает человеку силы для путешествия по ту сторону обыденности. Это могучая пружина в человеческой душе, толкающая на великие свершения…»
- Как хорошо сказано! - прерывисто вздохнула Ата.- А знаешь, Санди, и ты и твоя мама всегда стояли по ту сторону обыденности. Вот почему меня так влекло к вам. Если я что ненавижу, так это обыденность… Твоя мама умеет делать из будней праздник. Ты весь в нее. Только ей всю жизнь ме-1няли делать праздник. Знаешь, какую жену нужно было твоему отцу? Чеховскую Душечку! Ты не такой!
- А ты знаешь, какую жену нужно мне? - бросился я словно с обрыва.
Я крепко схватил ее за плечи и, зажмурившись, стал осыпать поцелуями щеки, лоб, нос, что попадется. Инстинктивно нашел ее крепко сжатые губы.
Долго мы ходили вдоль моря и целовались в каждом пустынном месте.
Потом я вспомнил о матери и предложил Ате тут же пойти и сказать ей обо всем. Ата согласилась. Мама была в ту ночь на дежурстве, и мы отправились прямо в клинику, предварительно позвонив ей. Мама вышла к нам в вестибюль, где на диване спала дежурная санитарка. Было около трех часов ночи. Мама была в белом халате и косынке. Лицо казалось утомленным, но глаза сияли. У мамы очень лучистые глаза. Товарищи всегда это замечали: «Санди, какие у твоей мамы красивые глаза!» Наверное, это потому, что у нее отличное зрение и глаза никогда не болели.
- Санди, скажи сам! - вдруг испугалась чего-то Ата.
К ней так не подходила робость… Но она именно заробела. Мама, улыбаясь, смотрела на нас. Я обнял маму и горячо поцёловал, сбив белую косынку.
- Мама! Ата сейчас согласилась быть моей женой.
Я смотрел то на маму, то на Ату. Ата стояла пунцовая от смущения, не решаясь поднять глаза.