- Я уже давно настоящие делаю. Вот скоро сойдет со стапеля. Как я рад, что это вы! Вот удача Ефим Иванович…
И вдруг неожиданно для самого себя я всхлипнул. Это было отвратное зрелище: высокий, широкоплечий парень восемнадцати лет плакал, как девчонка.
- Ну-ну, Санди! - Бурлаков даже сконфузился. Стыдно стало за меня.
Он сунул мне в рот папиросу и дал закурить. Я вытер слезы надушенным платочком, так как у мамы ужасная привычка отдушивать все белье (вот бы меня сейчас видел дедушка Рыбаков!), неловко закурил, не затягиваясь, и кое-как овладел собой.
- Попал в беду? - сочувственно полюбопытствовал Бурлаков, отодвигая снимки.
Черт побери, кажется, он принял меня за стилягу, попавшего в дурную компанию. Невольно я ухмыльнулся.
- Нет? Тогда чем обязан визитом?
Волнуясь, торопясь, перескакивая с пятого на десятое я рассказал все, что надо было ему знать. Под конец рассказа я совсем успокоился: доброжелательно и честно меня слушали. Я еще не закончил рассказа - не успел про письмо, - как он вызвал по телефону троих сотрудников. Одним из них оказался Анатолий Романович. Он довольно сухо кивнул мне головой. Двое других сначала показались мне похожими друг на друга. Оба в форме, подтянутые, мужественные, подчеркнуто серьезные. Но потом понял - не похожи. К тому же майор Зимин постарше и попроще. Цельный - весь тут. Лейтенант Сенчик был чем-то уязвлен. Гонорист и любил, кажется, подкалывать. В общем, все трое славные парни!
- Они занимаются делом Великолепного…- пояснил мне Бурлаков и, чем-то весьма довольный, велел мне снова все рассказать по порядку.
- И не торопись, не упускай ни одной детали,- добавил он.
Я снова рассказал все, уже увереннее, напирая на те места, которые, как я заметил, особенно заинтересовали Бурлакова. Вчерашняя история с Леночкой вызвала бурные одобрения. Все оживились. А потом я передал сегодняшнюю встречу с Василием Ивановичем.
- Показание?!- недоверчиво воскликнул Ефим Иванович. - Ты мне ничего про него не сказал.
- Я еще не дошел до него…
- Где же это показание?
- Вот.
Я вытащил письмо из внутреннего кармана пиджака и передал по назначению.
Бурлаков мельком взглянул на адрес и аккуратно вскрыл конверт. Он читал, а мы все трое смотрели на него. У Ефима Ивановича было выразительное лицо. Чувства и ощущения проходили по этому лицу, как волны: деловая заинтересованность, удивление, гнев, отвращение, сочувствие, удовлетворение, радость, торжество, перешедшее сразу в озабоченность и тревогу.
- Это должны были узнать мы сами, - не без досады буркнул он и передал письмо майору.
Тот стал читать и удовлетворенно хмыкнул. Сенчик прочел молча, без выявления чувств. Анатолий Романович даже просиял. Мне не предложили прочитать.
Только они было, увлекшись, начали профессиональный разговор, вставляя словечки на жаргоне Великолепного, вроде: «раскололся», «перо» и тому подобнее, как я прервал их:
- Ефим Иванович, я-то не читал письма. Теперь Ермака выпустят или надо еще что-нибудь добывать?
Бурлаков усмехнулся, вышел из-за стола и обнял меня за плечи: