Сол пошёл дальше.
Вдоль берега умершего моря тут и там, как выброшенные приливом пустые бутылки, валялись тела спящих людей. Сол видел их всех, лежащих вдоль берега высохшего моря. Один, два, три — все спят по отдельности, большинство в худшем состоянии, чем он сам; у каждого свой тайник с провизией; каждый сам по себе, ибо общение и разговоры ослабляют, а сон идёт на пользу.
Поначалу они иногда разводили по ночам костёр, сидели вокруг него и разговаривали о Земле. Это была единственная их тема. О Земле, о том, как журчит вода в ручьях, каков на вкус земляничный пирог и как выглядит Нью-Йорк, когда ты ранним утром переправляешься на пароме с Джерси и тебя обдувает солёный влажный ветерок.
Хочу на Землю, думал. Сол. Хочу до боли. Я хочу того, чего у меня не будет никогда. И они тоже хотят и тоже страдают от того, что никогда этого не будет. Эта жажда сильнее, чем жажда пищи или жажда женщины, это жажда Земли. Проклятая болезнь так меня ослабила, что женщины мне уже и не нужны. Но Земля — это другое дело. Это не желание слабого тела, это тяга разума.
В небе ярко сверкнул металл.
Сол поглядел вверх.
И снова увидел блеск металла.
Через минуту на дно высохшего моря опустилась ракета. Открылся люк шлюзовой камеры, из него вышел человек, неся в руках нехитрый багаж. За ним вышли два человека в защитных бактерицидных костюмах. Они вытащили большие контейнеры с пищей, установили для новоприбывшего палатку.
Ещё через минуту ракета вновь взмыла в небо. Изгнанник остался в одиночестве.
Сол припустил бегом. Он не бегал уже несколько недель, и это было очень тяжело и мучительно, но он бежал и кричал на ходу:
— Хэлло, хэлло!
Когда он приблизился к молодому человеку, тот осмотрел его сверху донизу.
— Хэлло, — сказал он. — Это значит и есть Марс… Меня зовут Леонард Марк.
— А меня — Сол Вилльямс.
Они обменялись рукопожатиями. Леонард Марк был очень молод — на вид ему было не больше 18. Светловолосый, с розоватым лицом и голубыми глазами, он выглядел свежим, несмотря на свою болезнь.
— Ну, как там Нью-Йорк? — спросил Сол.
— Да примерно так, — ответил Леонард Марк. И посмотрел на Сола.
Посреди марсианской пустыни возник Нью-Йорк, зримый, ощутимый, из камня и стали, но продуваемый марсианским ветром. Неоны полыхали электрическими радугами. В ночной тиши шурша проносились жёлтые такси. Высились мосты, и в полночной гавани перекликались буксиры. На сценах мюзик-холлов взвивались занавесы с блёстками.
Сол в испуге обхватил голову руками.
— Стой, погоди! — закричал он. — Со мной что-то случилось! Что со мной? Я сошёл с ума!
На деревьях Центрального Парка пробивалась молодая, зелёная листва. Сол шёл по аллее и вдыхал её аромат.
— Стой, остановись, дурак! — закричал он самому себе. Он стиснул ладонями виски. — Этого не может быть!