— Прошу прощения, — осмелилась напомнить о себе мадам Фриула, — но ведь я покупательница.
На этот раз был ошеломлен торговец.
— Покупательница! — Какой-то миг он вдумывался в смысл этого слова, а затем, повернувшись к птице, сообщил ей вполголоса: — Покупательница.
Поглощенный своими мыслями, он вновь принялся изучать шахматную доску. Внезапно его лицо просияло.
— А я и не заметил, что вы сделали ход. Игра становится все интереснее. Вот поистине великолепный парад, которого я и не ожидал увидеть. Примите мои поздравления. Обстановка полностью изменилась. На этот раз я оказался под угрозой.
Видя, что старик снова занялся игрой, мадам Фриула почувствовала себя оскорбленной и сказала, повышая голос:
— Я не собираюсь тратить полдня на то, чтобы любоваться, как вы развлекаетесь, У меня достаточно других дел.
— Что же вам угодно, сударыня?
— Я пришла сюда, чтобы узнать, сколько стоят сапоги, которые стоят в витрине.
— Три тысячи франков, — объявил торговец, не поднимая носа от шахматной доски.
— Три тысячи франков! Да вы сошли с ума!
— Да, сударыня.
— Неужели три тысячи франков за пару сапог, да это немыслимо! Вы шутите.
На этот раз старик встал и, подойдя к назойливой покупательнице, сердито сказал:
— Сударыня, вы будете платить за эту пару три тысячи франков или нет?
— Ну уж нет! — в запальчивости воскликнула мадам Фриула. — Конечно, нет!
— Тогда все ясно, и не мешайте мне играть в шахматы.
Узнав о том, что Фриула станет владельцем волшебных сапог, остальные мальчики так возмутились, что он вынужден был их успокоить.
Если и пришлось рассказать обо всем матери, оправдывался он, то это было сделано без определенной цели. Да она вовсе ничего и не обещала. Просто она не сказала нет. Но, вспоминая необычайную радость, которую он по неосторожности не сумел скрыть, они ему не поверили. Целый день с ним почти не разговаривали. Если и отвечали, то только сквозь зубы. Однако в душе каждого продолжала жить надежда, которая оказалась сильнее всех опасений, и каждый успокаивал себя тем, что не было серьезных причин для беспокойства. Постепенно о сапогах вспоминали все реже и реже, а затем и совсем перестали, по крайней мере вслух.
Размышляя о покупке Фриула, каждый из них загорался надеждой и начинал строить свои планы. Однажды, после ухода матери, лицо Юшмена озарилось счастьем, и в течение всего вечера он хранил торжественное молчание. На следующий день настала очередь Рожье и Нодена испытать такое же счастье.
Фриула первым выписался из больницы, и, когда остальные попросили навещать их, он не удержался:
— Представляете, что значит для меня выйти из больницы!