— Расскажи жителям Эсконела, что такое Бельзуек!
Лидис тут же схватила Бьюсиона за руку, зашептала что-то на ухо. В этот момент Спартак добрался до них. Плечом оттолкнул Лидис — та рухнула в свое кресло.
— Бьюсион, Бьюсион, поведай нам… Поведай людям Эсконела! Все хотят услышать… Скажи, что такое Бельзуек!
Бьюсион несколько раз моргнул и в наступившей тишине членораздельно и громко объявил:
— Бельзуек — последнее выжившее существо из расы, которая правила галактикой до появления человечества.
Из кресла Лидис, куда она оказалась отброшенной толчком Спартака, донесся стон.
Ментальные волны ненависти и злобы ударили по сознанию собравшихся в храме людей. Даже Спартак с трудом устоял в потоке ярости, изливающемся из пролома в куполе. Он невольно бросил взгляд за спину — неужели жрецы успеют заделать отверстие в герметичном отсеке?
— Он вполне материален? — потребовал ответа Спартак.
— Да.
— Он — живое существо, а не какой-то мистический дух или первичное сознание? Он так же питается, как и мы все?
— Да.
Эти откровения произвели гнетущее впечатление на толпу. Более того, трансляция торжественной службы шла на весь город. Вряд ли чиновники без соответствующей команды посмели отключить вещание на улицах города.
В зале наступила тишина, даже припадочные, злобные удары, которые в телепатическом диапазоне наносил погибающий Бельзуек, стихли. Лица сидящих в первых рядах залила мертвящая бледность. Многие из них внезапно осознали, что за русой бородой скрывается чей-то знакомый образ. И волосы явно перекрашены. У тех, кто догадывался, перехватывало дух, их воля оказывалась парализованной.
— Почему же он живет среди нас, тогда как другие его сородичи ушли? Скажи, Бьюсион!
— Они изгнали его! Они сослали его на планету, называемую Бринза. Там люди и нашли его.
— Почему же его соплеменники поступили подобным образом?
— Они посчитали, что он сошел с ума. Но это не так!..
Струйка слюны покатилась из уголка рта Бьюсиона, застряла в бороде. Видно было, что он прилагает все усилия, чтобы прикусить язык, унять извергающиеся из сознания немыслимые откровения.
— Даже его бессмертие — это тоже сказки? — продолжал допрашивать Спартак. — Скажи, что это не так. Один глоток чистого, живительного воздуха Эсконела — и он мертв!
— Д-да…
Теперь не медли!
Тхарл больше не стрелял. В чем дело? Ведь было условлено, что он будет вести огонь, пока не поразит самого Бельзуека. Теперь по залу обильно распространялось страстное желание жить — это было подобно безмолвной мольбе, смешанной с проклятиями. То же самое ощутили и все присутствующие в храме. В сознаниях людей, служивших опорой его владычеству, этот нестерпимый призыв отозвался погребальной песней.