— Чего же они хотят?
— Ну, ребенок, понятно, хочет, чтобы выздоровела, а родителям все равно, лишь бы дитя не плакало.
— А ребенок — мальчик, или девочка?
— Какая разница, — говорит инспектор, — мы детей не обслуживаем.
— Мы, — говорю, — детей действительно не обслуживаем, но и просьба не от ребенка. Кроме того, из отчета не ясно: собачка эта кобелек или сучка?
— Как же разглядишь, если хвост поломан? Тем более, лапа в бинтах…
— Так хвост поломан, или лапа?
— А какая разница? Это же не собака помощи просит.
— Кажется, — говорю, — в этом деле много неясного.
— А мне кажется, что оно яйца выеденного не стоит, — спорит инспектор. — К ветеринару никто не обращался, то есть, явной заинтересованности нет. Кроме того, не наше это собачье дело — жить собаке или помирать. Отчет готов, пусть наверху решают.
— А куда передавать, — спрашиваю, — в «Чтоб ты сдох» или в «Здоровье»?
— Что-то я не пойму, босс, — говорит инспектор, — не доверяешь, сам проверяй, а хочешь, я могу еще раз смотаться.
— Я же просил называть меня по имени. А мотаться туда тебе не надо, сам смотаюсь.
С болью в глазах посмотрела на меня Алиса сквозь стеклянную перегородку. Я бы уточнил: со страхом в глазах…
Вот он — злополучный перекресток. Дом родной за углом, но мне не туда, мне в противоположную сторону.
Можно и прогуляться в рабочее вневременье, ничего страшного — оно у меня не нормировано. Утро. Граждане на работу спешат. Хожу туда-сюда сквозь столбы и стены, сквозь людей, а сквозь микроавтобусы, несущиеся на полной скорости, прохожу с особым удовольствием. Но, если по справедливости, это они все сквозь меня… Одно слово — призрак, или кем я теперь являюсь… Запахи чувствую, вижу, слышу, а вот взять что-нибудь либо проглотить не могу — плотность не та. Холода, жары и ветра тоже не ощущаю, хотя — межсезонье — может быть, в самом деле, не холодно и не жарко. То есть чувства мои строго функциональны, ничего лишнего — служба.
К дому своему подошел — с бывшим соседом столкнулся бы, если б мог, нарочно плечом зацепил — хоть бы хны.
А вот — еще одна соседка.
Я, когда Жорика по утрам выгуливал, на нее любовался: бежит, рюкзачком машет, на автобус спешит. Я всегда шаг в сторону — молодым дорога. Жорика к ноге, на короткий поводок, чтобы за девушкой не рванул — она ему тоже нравилась.
— Здрасте, — это мне.
Затем Жорику:
— Здрасте.