Любой юный джентльмен усваивает, что значит «пари», вместе с устным счетом — не имеет значения, каковы ставки в споре. Всякое упоминание о деньгах неуместно, когда на кону оказывается честь джентльмена. Предсказать, как далеко готовы зайти достопочтенные сэры и пэры, чтобы доказать свою правоту в споре, не способны ни аналитик, ни метеоролог, ни детектив, ни магнетизер, ни сам дьявол!
Десятое мая — послезавтра. Кошмар… — пробормотал Огаст и, повинуясь темному неосознанному порыву, побрел, сминая ногами траву, к высившимся на кургане валунам, как будто древнее сооружение, пропитанное забытой магией, могло защитить его от грядущих невзгод.
Эдвард помчался за ним, размахивая айроном, нагнал и попытался успокоить:
Гасси, старина, прекращай ныть и хныкать…
Огаст не имел привычки ни ныть, ни тем более хныкать, но спорить не стал. Только молча поджал губы и ускорил шаг. Приятель следовал за ним, лихо сшибая клюшкой неокрепшие весенние побеги:
— У тебя просто нервы расшатались от архивной пыли! Ну сам рассуди здраво: мы оба урожденные лондонцы — о чем переживать? Подвернулся отличный шанс улизнуть из города на пару недель, только и всего. Будем наслаждаться природой, старина…
Как любой правоверный городской житель, мистер Картрайт всей душой ненавидел дикую природу вместе со всеми ее пестиками-тычинками, стеблями и сорняками, глиноземом, кроличьими норами, утренними поклевками и птичьим попевками! Даже короткий загородный пикник был для него адской пыткой.
Обрюзгшая дождевая туча уверенно загородила солнечный диск. Лучи дневного светила больше не слепили глаза, с высоты кургана было хорошо видно, как в низинах над ручьями и оврагами сгущается легкая дымка, — еще немного, и духи воды, земли и ветра явятся к древней святыне. Слышат ли они мысли смертных? Огаст душу готов был отдать им в заклад за счастье зажмуриться — и открыть глаза посреди душного читального зала в библиотеке Британского музея!
Он действительно зажмурился и осторожно протянул руку вперед. Сакральный камень был совсем рядом: пальцы уперлись в его шершавую, разогретую солнцем поверхность. Огаст глубоко вдохнул и шагнул в центр полукружья.
Воздух застыл и наполнился тихим однообразным жужжанием, а отвратительный сладковатый запах щекотал ноздри, пока не вынудил его снова взглянуть на мир. Лучше бы он этого не делал: стоило открыть глаза и посмотреть вниз, как к горлу подкатила тошнота! В самом центре магического полукруга, в примятой траве горкой были свалены разлагающиеся останки огромного зверя.
Кровь запеклась на жесткой рыжевато-серой шерсти, мухи роились над вывернутыми кишками, одна за другой вгрызались в мерзкую смердящую плоть, их крошечные тела сверкали жирным зеленым блеском, как бисер на вульгарном наряде певички из мюзик-холла, и порочили магическую красоту жертвенного камня. Гасси невольно отпрянул назад, прикрыв рот и нос воротником плаща, и налетел на Эдварда.
Хватит разглядывать эту ерунду… Идем скорее…
Приятель подхватил его под локоть и потащил обратно к дороге — там в клубах пыли вырисовывался силуэт автомобиля. Машина приближалась, уже было видно, как над капотом хищно растопырила крылья серебристая птица.
Шофер отчаянно сигналил. Он несся по дороге в манере, мало соответствующей модели «Ролс-Ройса» — слишком респектабельной, чтобы называться устаревшей. Едва поравнявшись с их мотоциклом, шофер остановил авто, выскочил наружу и завопил:
Мистер Горринг! Сэр! Ваша милость, еле нагнал вас…
Прекращай, старина! «Моя милость» — уже лишнее! — Горринг шагнул из травы на укатанную грунтовку и дружески похлопал по плечу шофера — востроносого парнишку в форменной фуражке, на кокарде которой красовался герб дома Колдингейм. — Ты вроде был у меня заряжающим в прошлый сезон? Отлично поохотились!
Так и есть, сэр! — улыбнулся польщенный паренек и тут же принялся тараторить всяческие оправдания: — Как на грех, колесо пробил, примчался к вокзалу, а мне говорят, мол, джентльмены уехали. Мотоцикл арендовали в гараже и покатили, только пыль столбом! Я бы сразу вас догнал… — парнишка поправил фуражку и заученным жестом распахнул заднюю дверцу авто, — так еще с чемоданами провозился. Не отдают на станции, и все тут! Пришлось мне бежать к смотрителю — говорю, вот управляющий враз вас за господский багаж засудит. Сейчас мистер Честер за управляющего в Энн-Холле, такой мистер, что жуть берет. С любого три шкуры спустит. Счастье, что догнал вашу милость, иначе выставили бы меня в один момент. Точно говорю. Другую работу здесь разве найдешь? Сами знаете, сэр, никакой нет, только коровам хвосты крутить… За мотоцикл даже не переживайте — я вечером его отгоню обратно в гараж…
Под жизнеутверждающую трескотню шофера горючее с установленной законами физики скоростью переместилось из одного бензобака в другой. Но Огаст больше не стал испытывать судьбу в мотоциклетной коляске, а предпочел воссоединиться с багажом и продолжить путешествие на заднем сиденье «Ролс-Ройса».
Цивилизация сразу стала ближе — вместо холмов за окном замелькали опрятные газоны, грядки, каретные сараи и коттеджи с высокими трубами из красного кирпича.
Наконец они добрались до места.
Привратник распахнул ворота, автомобиль сбавил скорость и деликатно прошуршал шинами по парковым аллеям среди живых изгородей, искусственных водоемов и геометрически правильных цветочных клумб. Еще один поворот — и Энн-Холл возник перед ними внезапно, как сказочный замок вырастает из брошенной на землю горсти магического порошка…
Особняк был подкупающе красив, хотя всего лишь притворялся настоящим средневековым замком. Судя по особенностям декора, здание было построено во времена короля Якова и сохранило присущую тогдашней архитектуре тяжеловесную игривость даже после изрядной прививки неоготического стиля, произведенной при реставрации. Надо полагать, дом основательно перестроили в прошлом веке, когда налет готики считался главным достоинством старинного родового гнезда. Огаст полюбовался симметричными башенками, массивными карнизами и каменной облицовкой — но самой значительной и неотъемлемой принадлежностью архитектурного стиля казалась замершая у входа фигура дворецкого в смокинге и перчатках.