Натан знал о её разладе с родителями. Задумался.
— Мне кажется, пока не надо говорить им, — сказал он после раздумья. — Они читают ивритские газеты?
— А как же! Даже выписывают одну из них!
— Пусть неожиданно увидят фотографии, прочитают интервью… Ты увидишь, какова будет их реакция.
Дина кивнула, но всё же ей было грустно. Трудно не поделиться радостью, но ещё труднее получить резкий отказ. Ей казалось, что родители несколько смягчились в последнее время. Может быть, это ей только кажется…
В день выписки, когда Дина, причёсанная и в лёгком макияже, выбирала, что надеть, мать, Сима, была дома. Она спросила:
— Что такое, ты собираешься в гости?
— Натан сегодня выписывается, — глухо сказала Дина. — Будет пресса, фотографы. Мне надо прилично выглядеть.
— Что ж ты нам не сказала раньше? Я совсем не в форме, и папа на работе… Мы бы тоже пришли!
— Ты вполне в форме, причешись только. Я не думала, что вы захотите прийти.
— Ты нас совсем злодеями считаешь! По-твоему, мы бессердечные? Я сейчас позвоню папе на работу…
Она ушла в спальню, Дина слышала, что она с кем-то говорит. Потом вышла и сказала:
— Папа делает сложную операцию, его даже не согласились позвать к телефону. Можно, я пойду с тобой?
Дина от волнения не могла говорить и только кивнула. Она чувствовала внутреннюю дрожь и с трудом сдерживала слёзы.
— Ну-ну, успокойся, девочка, — сказала Сима, обняв её. — Не плачь, весь твой макияж потечёт…
Всё прошло очень торжественно. На церемонии в реабилитационном центре присутствовал директор, из больницы пришли врачи, которые лечили Натана и делали ему операции. Пришёл командир их части с группой солдат. Само собой разумеется, пришли все родственники Натана, тётки, дяди, двоюродные…
Сима стояла вначале несколько отчуждённо, в стороне от всей этой толпы. К ней подошла Нехама, мать Натана, и обняла её.
Несколько журналистов поехали вместе с ними на квартиру родителей Натана. Много фотографировали. Интервьюировали Натана и немножко Дину. На вопрос о дальнейших планах Натан ответил, что намерен поступить в Хайфский Технион, учиться одной из технических специальностей, и в самом ближайшем будущем жениться на Дине.
Когда задали вопрос, что помогло ему выдержать жестокие боли, перенести три операции и пройти затем сложнейший путь от полной потери памяти до нынешнего состояния, он ответил:
— Её лицо.
Журналисты недоумённо переглянулись, а Натан знаком подозвал Дину и сказал:
— Я не помнил, кто она, как её зовут. Но я всё время видел её лицо. Вот эти три веснушки на носу. И родинку на правой щеке. Капелька жизни оставалась во мне, легче было умереть, чем жить. Иногда хотелось вырвать все трубки, сорвать бинты, покончить со всем этим. Но я видел её лицо. Оно смотрело строго, не разрешало. Оно было мне необходимо, хотя я и не знал, почему. Если сорву бинты и истеку кровью, то больше его не увижу. Этого я не хотел. Её лицо меня спасло.