Я не очень боюсь сержанта Лебедя. Хотя после нашего возвращения с гауптвахты он смотрит на меня косо. По стрельбе я имею второй разряд. Об этом не говорил никому. Даже Истру. Если первую пулю не сорвал, за результат можно не волноваться. То-то будет удивления!
Из-за сопки, поросшей могучими соснами, показался «газик» командира полка.
Стрельбище приходит в движение.
Командир полка полковник Донской едва успевает открыть дверку машины, как дежурный по стрельбищу с красной повязкой на рукаве громовым голосом докладывает:
— Товарищ полковник, первая рота занимается отстрелом первого упражнения. Дежурный по стрельбищу…
— Вольно! — прерывает Донской и, не глядя на дежурного, проходит вперед.
— Как стреляют?
Дежурный по стрельбищу поспешно докладывает:
— Лучший результат дня 24 очка, товарищ полковник.
— Плохо… Объявите: выбившему тридцать очков предоставляю десять суток отпуска на родину, без дороги.
Это стимул. Великое дело!
А мы уже отстрелялись. Мы бежим к мишеням цепочкой по вытоптанной в снегу дорожке. Впереди меня длинный Истру, позади я слышу тяжелое дыхание Асирьяна.
— Нет, солдатом нужно родиться, — вздыхает Истру, разглядывая мишень. — Черт подери, куда девались пробоины?
Пробоины сидят в правом углу мишени, где типографским способом зеленой краской написано: «Мишень учебная № 5-а».
— Я, кажется, закрывал не тот глаз, — сознается Мишка.
— Это от волнения, — говорю я. — Бывает…
Истру так расстроен своей неудачей, что даже не заглянул в мою мишень.
Подходит взводный. Я докладываю самым уставным образом:
— Товарищ гвардии лейтенант, рядовой Игнатов выбил тридцать очков.
На лице лейтенанта Березкина радость, словно он выиграл по облигации.
— Вам разрешат отпуск, — говорит он. — Вы слышали обещание командира полка?
— Нет. Не слышал…