— Признайся, действительно ли он так чист, как ты говоришь?
Клер заколебалась, нагнулась, чтобы подобрать камешек с блестящими прожилками.
— Его можно понять, — сказала она. — Если тебе вздумается написать книгу, ты возьмешь бумагу и будешь писать. Твое сырье тебе ничего не стоит. Ему же, чтобы доказать, что он — Жаллю, что его проекты самые лучшие, что ему повинуются стихии, нужны горы, реки, тысячи тонн бетона; ему нужны миллиарды франков. Ты напишешь двадцать, тридцать книг — сколько пожелаешь; ему же, в лучшем случае, удача выпадет семь, ну, восемь раз в жизни. Да и тогда с ним не перестанут спорить… Не думаю, что он совершил… что-то незаконное. Но такой человек, как он, мог закрыть глаза… ну… на какие-то махинации, чтобы заполучить контракт, не упустить случай самоутвердиться или, вернее, утвердить свои теории.
— А как же другие?
— О них он не думает. Он знает, понимаешь, знает, что не может ошибиться. Он продает расчеты, в которых абсолютно уверен. Однажды он мне все это растолковывал. Признаюсь, в нем есть что-то пугающее. Он считает, что прочность плотины зависит в большей степени от ее формы, чем от материала, из которого она построена. Он даже уверял, что цемент выбрасывается на ветер, что его всегда кладут слишком много!
— Ну знаешь… Так можно далеко зайти.
Клер бросила камень в озеро, полюбовалась расходившимися по воде кругами, потом изящным изгибом плотины и длинной темной струей воды, вливавшейся в водосброс.
— В этом его беда, — сказала она. — Вся его жизнь напоминает затянувшееся самоубийство. Теперь понимаешь, почему я так хочу уйти от него?
— А не боишься, что твое исчезновение будет для него слишком тяжелым ударом?
— У меня тоже есть право жить…
— А если он когда-нибудь тебя найдет?
— Лучше бы этого не случилось.
Некоторое время мы гуляли молча. Именно этот человек через два дня потребует у меня отчета…
— Как раз поэтому, — сказал я наконец, — ты и не должна возвращаться в Париж. Это же чистое безумие. Поживи пока хотя бы в Лондоне, раз уж у нас зашла об этом речь… Ты мне сообщишь свой адрес, и я приеду к тебе.
— Верно. Думаю, так будет лучше, — согласилась она.
Я продолжал:
— В гостинице ты остановишься под своим именем?
— Ну какое это имеет значение в Лондоне?
— А как же… после?
— После! Успокойся. Я раздобуду себе фальшивые документы.
До конца прогулки мы больше ни о чем не говорили. Я в последний раз осмотрел то место, где мне предстояло столкнуть «лендровер» в воду. Оно было выбрано очень удачно. Привычный шум мотора привлечет внимание часовых, но не встревожит их. Они выйдут и будут присутствовать при падении, но на таком далеком расстоянии, что не смогут разобрать, был ли кто-нибудь в машине. Я расстался с Клер у двери ее комнаты.
— Что касается фальшивых документов… — начал было я.