- Откуда они берут порох?
- На прошлой неделе я сделал с моим отрядом первую вылазку в джунгли. Обыскав деревню туземцев, мы изъяли у них оружие - сплошь фитильные мушкеты, - ответил Ховард. - Чтобы получить селитру, женщины вешают над сковородами мешки с навозом и мочатся в них, потом ждут, пока вытекшая жидкость не кристаллизуется. По-моему, очень изобретательно. Они издавна выжигают лес, расчищая площади для земледелия, так что древесного угля у них в избытке, а серой их снабжают торговцы. Порох получается самого низкого качества, но для охоты на мелкую дичь его вполне хватает. Некоторые за порох и пули идут в рабство к ростовщикам с низин. Но сейчас, боюсь, у них появился новый поставщик оружия.
По дымовой трубе парохода гулко лязгнула пуля, и тут же с берега послышался громкий треск.
- Легки на помине. - Ховард вновь прильнул к подзорной трубе. - Стреляли из старого капсюльного мушкета Ост-Индской компании, полицейского образца. Некоторые констебли до недавних пор снабжали бунтовщиков оружием и амуницией в обмен на личную безопасность. Местная полиция совершенно бесполезна. Этим людям ничего нельзя поручить, они крайне своенравны и недисциплинированны. Однако правительство требует, чтобы мы пользовались их услугами. Вот что бывает, когда войну ведет горстка клерков из Калькутты. Есть и другая трудность. Среди офицеров-сипаев пехотных полков много таких, кто до сих пор не научился толком пользоваться картами - даже грубыми набросками, которые сделали мы сами. Без плана местности и направления заблудиться в джунглях легче легкого. Зато все наши саперы прекрасно ориентируются по картам. И вот нами, саперами и минерами ее величества королевы, заменяюь пехоту и полицию. Право, на редкость плачевное положение дел.
- А хороши ли официальные карты?
Ховард фыркнул.
- В том-то и загвоздка. Мы вынуждены составлять их сами, на ходу. В 1809 году в рамках Великого тигонометрического измерения здесь побывал лейтенант Джордж Эверест, но его люди не успели даже наметить опорные точки на окрестных холмах, как все повалились с лихорадкой. Половина из них погибли, и больше Эверест сюда не возвращался. Нас с вами занесло в бездонное жерло в самом центре Индии. С тем же успехом мы могли бы оказаться в Белуджистане или дебрях Центральной Азии. - Тут он поймал яростный взгляд О’Коннела. Нижняя губа под роскошными усами подрагивала. - Ну что же, сержант, приводите своих людей в боевую готовность. Еще одна пуля в нашу сторону, и можете открывать огонь. Первый залп поверх голов. Дожидайтесь моей команды.
- Слушаюсь!
О’Коннел проревел приказ на хинди, и поверх защитного борта тут же выстроилась шеренга винтовок, с щелканьем встали на боевой взвод курки. Сержанту явно не терпелось приняться за дело - даже дышал он, как бык, готовый ринуться в атаку.
- Сегодня мне выпала возможность повнимательнее разглядеть вашего койю, - заметил Уохоп, указав трубкой на переводчика. - Между прочим, подвеска у него в ухе - это древнеримская монета. Помните, когда мы еще были курсантами, я повел вас на экспозицию монет в Британский музей? Этот экземпляр пострадал от времени, но, мне кажется, его изготовили в эпоху Римской республики - возможно, при Юлии Цезаре.
- В окрестностях Бангалора и на юге они иногда встречаются, - отозвался Ховард. - У няни Эдварда тоже есть золотая монетка. Мне рассказывали, что римляне выменивали их на перец.
- А между тем кто такой наш друг-туземец? - снова повел трубкой Уохоп.
- Он муттадар, староста из Рампы - деревни, в честь которой и назвали весь район. У него откуда-то зуб на Чендрайю, вожака бунтовщиков. Муттадар во всем руководствуется личной выгодой. Стоило успокоить его на этот счет, он преисполнился рвения и стал готов без устали отдавать нам свое время и труд, если только будет достаточно трезв. - Ховард понизил голос: - А еще он веззугада, колдун. Про индуистскую религию койя и не слыхали. Они поклоняются собственным божествам - древним анимистическим богам и богиням дравидов. Тиграм, гиенам, быкам… Иногда божество вселяется в человека, и тогда его именуют "конда девата". Сейчас туземцы собираются принести жертвы грозному богу, известному как Рамая. В бамбуковом футляре, который наш друг держит в руках, скорее свего спрятан идол - верховный велпу. Муттадар называет его Лаккала Раму. По слухам, глаза у него сделаны из оливина и ляпис-лазури. Колдун никому его не показывает. Дабы умилостивить божество, идола полагается хранить в священной пещере - храме поблизости от Рампы. Спасаясь от Чендрайи, муттадар выкрал его и пришел к нам. Теперь божество хочет получить реликвию назад и, похоже, начинает гневаться. По условиям сделки мы должны помочь муттадару вернуть идола на место.
- Вы сдержите обещание?
- Разумеется. Лучше припугнуть бунтовщиков и поддержать тех, кто настроен к нам благожелательно.
- Воистину.
Внезапно до их ушей донесся поток шумных ругательств, и крышка трюмного люка распахнулась. Вслед за неописуемой вонью на палубе возник дородный мужчина, выше пояса щеголявший в одном фартуке с бурыми пятнами. Он был всего на несколько лет старше Ховарда и Уохопа. Как и его ровесник сержант О’Коннел, обитатель трюма по моде предыдущего поколения носил бакенбарды.
- Доктор Уокер, - со встревоженным видом поприветствовал его Ховард. - Как дела в преисподней?
- Почти у всех больных частые приступы лихорадки. Все они чрезвычайно ослабли. - По манере выделять согласные в докторе угадывался уроженец Канады - и действительно, он вырос в Кингстоне и прошел шестигодичный курс медицинского образования в Белфасте, в университете Квинс. - Последствия малярии очень серьезны: увеличение селезенки, анемия, частичный паралич, истощение организма, расстройства желудка и кишечника и другие опасные недуги. У многих пациентов сейчас острая стадия лихорадки, и смотреть на их страдания мучительно.
- А еще этот омерзительный запах…
- Ваша правда. Исключительный образчик гнойной сыпи. - Уокер вытер фартуком с руки какую-то малоприятную субстанцию. - Я как раз и вышел подышать свежим воздухом. Лейтенант Гамильтон еще не вырнулся?
Покачав головой, Ховард вынул часы из кармашка: