— Итак, блаженны нищие духом. — Папа поднял кверху указательный палец и тут же уткнул его в сторону Соффредо. — А кто это такие, "птохо то пневмати", что переведены с греческого на язык святой нашей Матери Церкви как нищие духом?
И вновь простой, казалось бы, вопрос поставил кардинала в тупик. Иннокентий же между тем продолжал.
— Простонародье в темноте своей считает "нищими духом" всяких юродивых и просто сумасшедших. Ты тоже согласен, что Царство Небесное должно принадлежать сумасшедшим?
Господи, от слов понтифика попахивало ересью. Кардинал Соффредо сжал покрепче зубы и помотал головой. Нет, он так не считает!
— Так кто же они, "нищие духом", коим по праву принадлежит Царство Небесное? — Вопросы Папы били в какую-то одному ему известную точку, Соффредо же пребывал в полной растерянности. Слишком уж все это отличалось от вопросов, решаемых им в повседневной жизни.
— Господь наш через пророка Исаию указывает людям, кто угоден ему: "На кого Я призрю: на смиренного и сокрушенного духом и на трепещущего пред словом Моим". Неостановимые в жажде Слова Божьего, ненасытные в исполнении воли Божьей, но смирившие себя во всем мирском и суетном — таковы те, кого Святое Писание именует нищими духом. Никто из них не скажет: "Довольно, я насытился в стяжании Духа Святого!" Нет, им все время мало, вечная жажда Благодати гонит их дальше и дальше, как и нищего гонит его нищета за еще и еще одним медяком. Но во всем прочем, что не касается Слова и Духа Господня, их имя — Смирение.
На последнем слове Иннокентий остановился и поднял указующий перст кверху, как бы указывая тем самым, что есть Смирение, и куда ведет путь, проложенный смирением.
— Отцы церкви — твердо, как давно и тяжко продуманное, возвестил он, — единодушны в том, что Смирение есть самый прямой путь к божественной благодати. И "нищие духом" — суть те, кто, облачившись Смирением, сей матерью всех добродетелей, обретают блаженство. Да ведь и сам Христос заповедовал нам: "Научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем"
Итак, неугасимая жажда Благодати — с одной стороны, и Смирение — с другой, таковы главные свойства тех, кого Писание именует "нищими духом". — Понтифик на пару секунд остановился, давая понять, что подвел первый промежуточный итог их беседы, и требовательно взглянул на собеседника. Тот в полном согласии кивнул головой, и папа двинулся дальше в своем нелегком рассуждении. — Ну, а что же тянет и уводит всех нас назад, не давая вступить на эту, такую простую казалось бы, стезю? Что является прямым антиподом Смирению?
— Гордыня, отче! — нащупав твердую почву под ногами, мессир Соффредо несколько воспрянул духом, впрочем, не слишком. Справедливо полагая, что далеко не все подводные камни столь тяжко когда-то дававшегося ему богословия остались позади.
— Верно, Гордыня. И святой апостол Петр в первом же своем соборном послании говорит именно о ней: "Облекитесь смиренномудрием, потому что Бог гордым противится, а смиренным даёт благодать"
Гордыня, гордыня, гордыня!!! — Лицо Иннокентия исказилось, кулаки сжались, а на висках выступили крупные капли пота. Казалось, он сейчас сорвется с места и заметается по кабинету, чтобы хоть так дать выход охватившему его гневу и отчаянию. — Гордыня — вот главная препона, стоящая между человеком и вратами Царства Божия! Но скажи мне, сын мой, а что же такое Гордыня?
Несчастный кардинал чувствовал себя школьником на экзамене, к которому он катастрофически, отчаянно, безнадежно не готов! И, как почти каждый школяр в подобной ситуации, он потянулся к обрывкам готовых знаний, каковые можно было бы хоть как-то притянуть к заданному вопросу.
— Ну, святой Фабий Фульгенций говорил, что если будешь искать начало греха, то не найдёшь ничего, кроме гордыни…
— Прекрати, Соффредо! — резко прервал его Иннокентий. — Не изображай из себя ученого идиота, каковым ты никогда не был и, я надеюсь, уже не будешь. Спустись с высот святоотеческих учений на землю! И расскажи простыми словами, какой ты находишь Гордыню, толкаясь на рынках и площадях, заходя в хижины бедняков и во дворцы знатных вельмож. Ну же! Что скажет тебе сеньора Гордыня, встреться ты с ней на улице лицом к лицу?
— Что скажет? Ну, наверное: "Я лучше тебя. Сильнее тебя. Умнее, знатнее, благороднее…", - начал перечислять напрягшийся из всех сил Соффредо те похвальбы, какими бы осыпала его Гордыня при гипотетической встрече на улице.
— Вот! — резко ударил ладонью по подлокотнику Иннокентий, — вот! Утверждение своего превосходства над ближним своим — в этом сама суть Гордыни. А как, какими средствами может человек утвердить свое превосходство над другим человеком? Да не на словах, кои пусты и бессмысленны, а на деле? Простейший способ — взять в руки меч и сказать ближнему: "Вот, у меня в руке меч, а твои руки пусты. Значит, господин я тебе, а ты раб. И будешь делать по-моему, а иначе умрешь". Разве не мечом утверждают свое превосходство одни дети Божии над другими? И не потому ли грех Гордыни чаще всего встретим мы среди знатных и благородных, опоясанных мечом?
Соффредо оставалось лишь молча кивнуть. Да и что тут добавишь? Впрочем, Иннокентию довольно было и такого участия своего легата в их ученой беседе.
— Но только ли меч возносит одних над другими? — продолжал гвоздить вопросами Папа своего не слишком прилежного ученика. — Только ли меч на поясе порождает дьявольскую Гордыню и запирает тем самым вход в Царство Отца нашего?
— Золото…? — робко предположил Соффредо.
— Верно, и богатство легко поднимает одних над другими, порождая Гордыню. Поэтому и сказал Иисус ученикам своим: "Истинно говорю вам, что трудно богатому войти в Царство Небесное". И меч, и золото — суть инструменты, при помощи которых одни люди встают над другими. Говоря им: "Я господин твой!" Но только ли меч и золото?
Растерянный кардинал молчал, не понимая, куда ведет его наставник. А Иннокентий, усмехнувшись, предложил: