– В смысле, они погибли?
– Да. Эбби и Дэн мертвы.
Новость меня не удивила. Я как будто и так уже знала, словно мне было видение их смерти, мрачное видение, как и тот призрак прошлой ночью – женщина в белом, велевшая мне уходить.
Эбби Будэн и Дэн мертвы. А я вознеслась на робонебеса. Ну-ну.
– Ты точно уверена, что не хочешь поспать?
– Может, немного.
Дэн – мужик большой, и сейчас он специально накачивал себя для большой ссоры. Даже теперь Карлотта чувствует отвращение от его голоса, от злобного, раскатистого рычания согласных. Потом Дэн бросает что-то большое о стену, наверное, часы. Те с шумом разбиваются. Мать в ответ кричит, и ее всхлипы, кажется, не затихают несколько недель.
– Плохо, – заметил Эразм, – что ты постоянно одна.
Я ему ответила, что не одна, – он ведь со мной? Для инопланетной машины он был просто замечательной компанией. Но это уловка, конечно. Он-то имел в виду, что мне надо тусоваться с людьми.
Я сказала, что мне наплевать, даже если я вообще больше никогда никого не увижу. Что такого хорошего сделало мне человечество?
Он нахмурился – то есть характерно исказил видимые мне черты. Я уже знала, как Эразм выражает неодобрение.
– Это энтропический разговор, Карлотта. Если честно, я очень о тебе беспокоюсь.
– Да что со мной может приключиться? – Здесь, на пляже, где ничего не происходит, подумала я, но говорить этого не стала.
– Ты можешь сойти с ума. Погрузиться в отчаяние. Хуже того – умереть.
– Умереть? А я думала, мы теперь все бессмертные.
– Это кто тебе сказал? Конечно, если говорить с материальной точки зрения, то ты больше не живешь. Ты – метастабильный вложенный цикл, внедренный в коллективное мышление Флота. Но смертно все, Карлотта. И все может умереть.
Я не могла скончаться от болезни или свалиться с обрыва, объяснил он, но мой «вложенный цикл» испытывал нечто похожее на медленную эрозию, и, если вариться в собственном соку слишком долго, процесс распада сильно ускорялся.
В общем, я целый месяц слишком много спала, плавала, а Эразм создавал еду, стоило мне проголодаться (хотя на самом деле пища была мне не нужна), смотрела мыльные оперы на экране его брюха или читала журналы про кинозвезд (также внедренные в коллективную память Флота). Никогда уже не будет свежих серий, номеров или новостей, и я чувствовала себя такой несчастной и в конце концов решила, что мой спутник прав.
– Ты плачешь во сне, – сказал он. – Тебе снятся кошмары.
– Мира больше нет. Может, я в депрессии. Думаешь, встреча с другими людьми мне поможет?
– На самом деле, – заметил Эразм, – ты просто потрясающе справляешься с одиночеством и покрепче других. Но в перспективе это тебя не спасет.
Я решила последовать его совету и нашла других выживших. Было очень интересно наблюдать за тем, что вознесенные сотворили с собой, став частью информационного потока Флота. Эразмы помогли людям со сходным мышлением найти друг друга и создать окружающую среду, которая им подходила. Такие группы часто называли себя кликами, и наиболее успешными становились те, кто имел цель. Она поддерживала в них жизнь. Пассивные группы скоро заражались равнодушием, а гедонистические быстро коллапсировали в плотные оргазмические сингулярности; но если тебя интересовал мир и ты зависал с такими же любопытными, то материалов для мысли находил предостаточно.