– Ногами двигать можешь?
Бедро все еще не восстановилось после парализатора. Я попытался пошевелить правой ногой. Ничего не почувствовал, но ботинок дернулся.
– Похоже на то.
Нахид расслабилась и отпустила мою голову:
– И как, есть у тебя план?
Я подтянул колени к груди и встал. В затылке стреляло. Вокруг возвышались стволы елей, ветер качал верхушки деревьев, но внизу воздух был неподвижен, а солнечный свет пятнами проникал сквозь полог, скользя по плотному слою иголок на земле. Нахид стянула мой парашют, чтобы тот нас не выдал, и сейчас присела на одно колено, проверяя заряд бластера.
Я поднялся на ноги и подсчитал запасы – примерно литр воды в резервуаре костюма, три пачки крекеров в поясе. У лейтенанта было не больше.
– Нам надо двигаться; каслонцы отправят за нами людей или уведомят местные власти в Гулистоне, чтобы те прислали охрану.
– А мне-то какая разница?
– Ты сражалась за республику против каслонцев. Когда мы проиграли войну и был установлен протекторат, тебя сложили. Разве ты не думала снова взяться за оружие, когда вернешься к жизни?
– Ты сам мне сказал, что прошло уже шестьдесят лет. Что случилось с Республиканской гвардией?
– Всех убили во время последних атак каслонцев.
– А наш сложенный батальон?
Над деревьями раздался разъяренный рев флаера. Нахид прищурилась, следя за сверкающим кораблем:
– Они полетели к месту крушения челнока.
Она потянула меня вниз по склону, наверное надеясь отыскать подходящее убежище в густом лесу около одного из ручьев, сбегавших с горы.
– Нет, – остановился я. – Нам надо наверх.
– Там будут они.
– Ничего не поделаешь. Нам нужно попасть в монастырь. Мы с другой стороны гор.
Я пошел вверх по склону. Лейтенант недолго думая отправилась следом.
Мы оставались под сенью деревьев так долго, как могли. На этой высоте подъем был не таким крутым, а воздух прохладным, умирающие пятна старого снега еще белели в тени. Под прямыми лучами стало жарковато, но потом наступил вечер. Пятнадцать лет назад я уже карабкался по этим горам, подросток, пытающийся найти себе место вдали от мира. Мы шли вдоль мелкого ручья, и боль в суставах постепенно проходила.
Мы не разговаривали. Я никогда не думал о том, что произойдет, когда я разбужу выданного мне солдата, только о том, как он мне поможет в минуту настоящей опасности. В нашем ордене женщин не было, и, хотя мы не принимаем обетов безбрачия и поздно ночью в кельях между братьями происходит кое-какое общение, у нас мало возможностей для контактов с противоположным полом. Нахид, несмотря на свое неприступное и угрожающее обличье, была очень красива: темная кожа, карие глаза, блестящие, коротко подстриженные волосы, три параллельных шрама на левой щеке, говорящих о ее звании. Еще мальчиком в Урушане по ночам я мучил себя образами женщин столь же прекрасных, как она; будучи констеблем, жадно волочился за дамами куда менее привлекательными. Из-за одной из них встрял в драку и вылетел с работы.