– Робсон, я не могу ждать. У меня нет времени стоять здесь и спорить с тобой. Я отправляюсь в Джанша и намерен туда дойти. Плевать, если для этого мне придется дышать вакуумом. Я добьюсь своего, слышишь? Можешь сидеть себе здесь и дожидаться, пока умрешь, а я не собираюсь!
Шли секунды, но техник ничего не говорил. Сандерс что-то пробормотал, но Робсон не смог разобрать. Тогда ученый развернулся и направился к базе, паря надо льдом при каждом мощном прыжке.
Робсон коснулся блока управления на рукаве скафандра и выключил радио. Прислушался к раздававшемуся в шлеме собственному дыханию, учащенному и трепещущему.
– Теперь я задыхаюсь от волнения, словно чертова школьница, мистер Сандерс, – сказал он про себя. Сел и положил руку на лед совсем рядом с лицом инопланетянина. – Так что же ты здесь делаешь, малыш? – спросил он его. Лег на спину и посмотрел вверх. Стоял полный Сатурн, и Мимас только что начал прохождение, нарисовав маленький серый диск у края лика Сатурна. Долго Робсон молча смотрел ввысь. – Как же им удается не замечать этого? – тихонько произнес он, внимательно глядя вверх и силясь представить себе в открывшемся взору зрелище нечто угрожающее и зловещее; ощущение, что тебя, легкого, словно перышко, отрывает от поверхности Энцелада и засасывает во тьму. Но, вместо этого, он видел большой пастельно-желтый шар с тенью от колец. Когда дома он смотрел на фотографии этой планеты, то ничего особенного не чувствовал: красиво, только и всего. Совсем другое дело здесь, когда этот невероятный, невозможно огромный шар висит над головой. Здесь Робсон не мог не замечать изливавшейся с неба радости – вопиющего с небес громогласного клича красоты.
Чтобы снова посмотреть на замерзшего пришельца, Робсон лег на бок. Один глаз инопланетянина был закрыт, другой белел узенькой щелкой.
– Готов поспорить, что ты ничего не имеешь против этого зрелища, верно? – спросил он его. – Ты знал, что тебе не выбраться, и, так же как я, лег и смотрел на небо. Полагаю, ты тоже был обделен воображением.
Робсон опять перевернулся на спину. Попытался заложить руки за голову, только в скафандре это оказалось неудобно. Тогда он покрепче скрестил руки на груди, его била дрожь.
– Так что же ты здесь делал, черт подери? – снова спросил он. Несколько минут он молчал. Потом произнес: – Ага, я догадался. Ты делал свою работу. Просто делал свою проклятую работу, точно так же, как все мы.
Джон Кэссел родился в городе Буффало, штат Нью-Йорк, сейчас живет со своей семьей в Роли, штат Северная Каролина, где преподает американскую литературу и руководит программой обучения писательскому мастерству в университете штата. Печататься Кэссел начал в 1975 году. Его первый роман, «Хорошие новости из дальнего космоса» («Good News From Outer Space»), вышел в 1988 году и получил высокую оценку критиков, но еще до того Кэссел прославился как автор прекрасно написанных рассказов, большинство из которых вошло в сборники «Встретимся в бесконечности» («Meeting in Infinity») и «Чистый продукт» («The Pure Product»), В 1983 году Кэссел стал обладателем премии «Небьюла» за повесть «Другая сирота» («Another Orphan»), которая в том же году номинировалась на «Хьюго», а впоследствии вышла отдельной книгой. Рассказ «Буффало» («Buffalo») в 1991 году получил премию Теодора Старджона, а повесть «Истории для людей» («Stories for Men») завоевала престижную премию Джеймса Типтри-младшего в 2003 году. Среди других произведений писателя можно назвать такие романы, как «Подкуп доктора Пайса» («Corrupting Dr. Nice»), «Берег свободы» («Freedom Beach») (написанный совместно с Джеймсом Патриком Келли), «Девяносто процентов всего» («Ninety Percent of Everything») (в соавторстве с Джеймсом Патриком Келли и Джонатаном Летемом). Вместе с Марком Л. Ван Неймом и Ричардом Батнером он составил антологию «Перекрестки» («Intersections»), куда вошли рассказы, созданные в ходе деятельности известной писательской мастерской Сикамор-Хилл, в которой Кэссел периодически ведет занятия. Также Кэссел составил три антологии совместно с Джеймсом Патриком Келли: «Очень странное чувство: антология слипстрима» («Feeling Very Strange: The Slipstream Anthology»), «Замена проводки: антология посткиберпанка» («Rewired: The Post-Cyberpunk Anthology») и «Тайная история научной фантастики» («The Secret History of Science Fiction»).
В следующем рассказе традиционная приключенческая история приобретает затейливые и неповторимые формы, столь характерные для творчества писателя.
Когда мой разум прояснился, я обнаружил, что нахожусь на улице. И бог-защитник Бишамон заговорил со мной: «Бульвар до космопорта идет в гору. И ты должен бежать по нему».
В воздухе полно коварных духов, а бег в имперском городе считался преступлением. Но может ли человек ослушаться гласа божьего? Я подчинился. Тротуар вибрировал от громыхания невероятного размера машин Каслонской империи. Кураторы имперских архивов, наверное, уже обнаружили иллюзию, которую я оставил вместо их защитных систем, и ищут, что же пропало.
Небо над плато испещряли полосы облаков, сквозь них пробивались фиолетовые гравитационные лучи, вознося корабли на планетарную орбиту и спуская их сюда. Рядом с воротами космопорта семья оборванцев – муж, жена, двое детей – сетью из узловатых веревок ловила рыбу в сточной канаве. Не обращая на них внимания, зажиточные граждане в украшенных вышивкой нарядах чинно расхаживали по магазинам портового базара, покупая беспошлинные товары, перезаряжая наложниц и подыскивая себе угощение перед отлетом. Так, надо помедленнее.
Я сбавил шаг. Стал неотличим от них, плавно двигаясь среди путешественников.
Для каслонского взгляда я был спокоен и сдержан; внутри же меня радость и ярость боролись друг с другом. В моих руках сейчас находилось средство спасения моего народа. Я старался не думать, лишь действовать, возрожденный разум мчался вскачь. Конечно, будет лучше покинуть планету прежде, чем кураторы поймут, что у них украли. Но я так проголодался, аромат еды казался непреодолимым. Хотя остановиться здесь значило бы совершить невероятную глупость.
«Зайди в ресторан», – сказали мне. И я отправился в самое изысканное заведение.
Меня встретил официант:
– Желает ли господин пройти к столику или же предпочитает отобедать у барной стойки?
– У стойки, – ответил я.
– Прошу за мной. – В его манерах не было даже намека на непристойность, хотя что-то в нем говорило о невоздержанности. Он гордился тем, что может предложить мне нечто доступное очень немногим.
Я сел у круглой стойки из отполированного розового дерева. Передо мной и еще несколькими посетителями шеф-повар жарил куски мяса на металлическом противне. Всплеснув руками в воздухе, как танцор, он подбросил вырезку между двумя силовыми ножами, позволил ей упасть на разогретую поверхность и тут же снова подкинул ножами, ловко перевернув. Он не столько готовил, сколько давал представление. Мощные лезвия проходили сквозь мясо без всякого сопротивления, а широкими сторонами повар похлопывал по нему, как лопаточками. В воздухе висел аромат сожженного углеводорода.
Привлекательный молодой человек продемонстрировал мне список виртов с вырезками, включая вкусы, действующие на подсознательном уровне. «Вырезками» назывались порции мускулатуры животных, откуда изымали куски мяса. У меня слюнки потекли.