— Да нет, кончились, — сказал Дэвид.
— Вот, блин, зараза! — воскликнул кузен Рональд, шмыгнул обратно к себе в кабинет и закрылся там вместе с крикетным комментатором.
Заметно приуныв, Дэвид поплелся наверх, стараясь не чувствовать себя несчастным, а думать о книжках про крикет, которые ждут его в комнате. На первой лестничной площадке он столкнулся с дядей Бернардом. Дядя Бернард Дэвида вроде бы не заметил. Убрел себе в туалет, весь такой разбитый и рассеянный. У Дэвида как гора с плеч свалилась. Когда дядя Бернард его замечал, он всегда обращал внимание на грязь у него под ногтями, на то, что волосы у него слишком отросли, а галстук благополучно спрятан в кармане. Нет, пусть уж лучше дядя Бернард его не замечает. Дэвид, повеселев, свернул на второй лестничный марш и увидел высокую фигуру тети Дот, спускающейся ему навстречу.
— Дэвид! — воскликнула тетя Дот. — Ты что тут делаешь?!
— У нас каникулы, — снова объяснил Дэвид. — Нас вчера распустили.
— Вчера! — сказала тетя Дот. — А я думала, у нас еще целая неделя! Какой же ты бестолковый, почему ты меня не предупредил?
Поскольку Дэвид знал, что из школы тете Дот всегда присылают расписание занятий и каникул, он ничего не ответил.
— Что за напасть! — сказала тетя Дот. — Ну что ж, Дэвид, раз уж ты здесь, ступай умойся, а я пойду поговорю с миссис Терск. Ужин через полчаса.
И продолжила спускаться по лестнице. Дэвид, зная, какое значение тетя Дот придает вежливости, подвинулся, давая ей пройти. Но тетя Дот снова остановилась.
— Боже милосердный, Дэвид! — воскликнула она. — Чья это на тебе одежда?
— Ничья, — пробормотал Дэвид. — В смысле, моя.
— Ох, как же она села! — возмутилась тетя Дот. — Я напишу жалобу в школу.
— Ой, не надо, пожалуйста! — попросил Дэвид. — Дело не в одежде, честное слово. По-моему, я просто очень быстро расту или вроде того.
— Человек не может расти с такой скоростью! — объявила тетя Дот. — Еще на Пасху эта одежда была тебе вполне хороша. Иди немедленно наверх и посмотри, не найдется ли тебе во что переодеться. Не можешь же ты спуститься к ужину в таком виде!
И уплыла вниз.
Дэвид поднялся в свою пустую, опрятную спальню. Разыскивая какую-нибудь одежду, он невольно с тоской размышлял о том, встретили ли еще хоть кого-нибудь из его школьных товарищей так же неприветливо, как его. Да нет, вряд ли. Наверняка у них у всех есть родители, братья, еще кто-нибудь, кто действительно рад их видеть. У некоторых счастливчиков даже собаки имеются! Дэвиду больше всего на свете хотелось бы завести собаку. Но о том, чтобы попросить дядю Бернарда согласиться на собаку, даже подумать было страшновато.
Вся одежда, которую он нашел, была еще меньше той, что на нем. Когда миссис Терск прозвонила в гонг, Дэвиду пришлось спуститься к ужину в том, в чем он был. Они с миссис Терск встретились в коридоре. Она смерила его взглядом с глубочайшим презрением.
— Сущее пугало! — процедила она. — Дядя найдет что сказать по поводу твоей прически, если я хоть что-нибудь соображаю.
— В том-то все и дело, — сказал Дэвид.
— В чем? — спросила миссис Терск.
— Что вы ничего не соображаете! — выпалил Дэвид и юркнул в столовую, чувствуя себя немного лучше оттого, что сумел уязвить миссис Терск. Они с нею враждовали с тех самых пор, как Дэвид поселился в доме дяди Бернарда. Миссис Терск терпеть не могла мальчишек. А Дэвид ее ненавидел всеми фибрами души, всю миссис Терск — от неподвижного квадратного лица и до широких квадратных ступней. Так что, входя в столовую, он даже слегка улыбался.
Но улыбка исчезла, как только он увидел Астрид. Астрид сидела у двери, отворяющейся в сад, положив ноги на стул, потому что, как все знали, у нее было слабое здоровье. Астрид была довольно хорошенькая: светловолосая, с большими голубыми глазами, — только лицо все время бледное и капризное, а то бы она выглядела еще красивее. Она одевалась очень элегантно и всем сообщала, что ей двадцать пять. И так продолжается уже ровно шесть лет — Дэвид точно знал.