Мальчишки запрыгали на кровати, как две счастливые обезьянки, и отец здоровой рукой велел им успокоиться. Он показал на соседские дома и тихим голосом сказал, что ни в коем случае не надо никого будить. Дети тут же зажали рты и заползли под кровать. Поглядев на опрокинутые шкафы и разбросанные по полу вещи, Сун Фаньпин нахмурил брови:
— Ваша мама приедет из Шанхая, увидит, что тут грязнее, чем на помойке, и с досады решит уехать обратно. Как тогда быть?
Тут нахмурились уже Ли с Сун Ганом. Сун Фаньпин спросил их:
— Как же сделать так, чтобы она не уехала обратно в Шанхай?
Подумав немного, братья вместе закричали:
— Навести чистоту!
— Точно! — поддержал их отец.
Подойдя к опрокинутому шкафу, он присел на корточки и одной правой приподнял его и подпер плечом. Когда он выпрямился, то шкаф встал рядом с ним. Дети разинули от удивления рты: Сун Фаньпин одной рукой сумел управиться с таким большим шкафом, даже не пользуясь левой, по-прежнему болтавшейся, как приставная. Братья последовали за Сун Фаньпином, вернее сказать, за его здоровой рукой, и принялись наводить порядок в доме. Они помогали его правой руке подбирать одежду; пока правая рука подметала пол, они выкидывали мусор, и, пока она укладывала на место половые доски, дети протирали пыль со столов и табуретов. Когда все было убрано, послышались утренние крики петухов и небо снаружи окрасилось в белесый цвет рыбьего подбрюшья. Потом братья уселись на пороге и стали смотреть, как отец, зачерпывая в колодце воду и растирая мыло, ополаскивал себя одной рукой. Едва Сун Фаньпин вернулся в дом, как они, по-прежнему сидя на пороге, развернулись на все сто восемьдесят градусов, чтобы видеть, как тот будет одеваться в чистое, помогая себе одной правой. Сун Фаньпин натянул красную майку, спереди на которой красовалась строка желтых знаков. Иероглифов этих дети не знали, и отец сказал им, что такие майки выдавали членам университетской сборной по баскетболу, когда он учился. Потом Сун Фаньпин надел на ноги пару пластиковых шлепанцев бледно-желтого цвета, которые подарила ему на свадьбу Ли Лань. Первый раз он надевал их в день свадьбы, а второй — в тот самый день.
Вот тут-то дети и заметили, что обессиленная левая рука Сун Фаньпина распухла. Его левая ладонь тоже увеличилась в размере, словно на нее натянули варежку. Братья никак не могли сообразить, в чем дело, и спросили, почему это левая ладонь оказалась вдруг толще правой. Сун Фаньпин сказал, что это все от отдыха:
— Только ест, а не работает, вот ее и разнесло.
Бритый Ли с Сун Ганом почувствовали, будто общаются с бессмертным небожителем, который мог заставлять одну руку работать, а другой давать отдых, так что та отъедалась без дела на дармовых харчах.
— А когда твоя правая рука тоже растолстеет? — спросили они.
Сун Фаньпин рассмеялся и произнес:
— Непременно однажды растолстеет.
Когда начался восход, Сун Фаньпин зевнул пару раз после бессонной ночи и велел детям отправляться спать. Сыновья, мотая головами, продолжали сидеть, где сидели. Тогда он перешагнул через порог между ними и отправился на утренний автобус до Шанхая встречать жену. Его крупное тело легко перемахнуло над головами детей, и утренняя заря окрасила комнаты розовым светом. Только тогда братья заметили, что в их доме стало так чисто, что все заблестело, будто начищенные зеркала.
— Как чисто! — завопили они в один голос.
Сун Ган обернулся и крикнул уходящему отцу:
— Папа, вернись!
Тот развернулся и пошел обратно своей бодрой походкой. Сун Ган спросил:
— Когда мама увидит такую чистоту, что она скажет?
Сун Фаньпин ответил:
— Она скажет: «Ну его этот Шанхай!»