Ли закивал:
— Мягкая, как тесто.
— Вот это, брат, и есть импотенция. — Кузнец повесил полотенце обратно на шею и сощурил глаза: — Ежели пиписька у тебя твердая, как пушечный ствол, вот-вот выстрелит, то это влечение твое пришло, а ежели мягкая, как тесто, то это импотенция.
Бритый Ли охнул и, словно открыв новый материк, произнес:
— Оказывается, я импотент.
Тогда он был уже в нашей Лючжэни известным кадром. Лючжэньские бездельники то слонялись по улицам, приставая к революционным толпам, чтоб покричать с ними вместе лозунги да повскидывать кулаки, то торчали под платанами и зевали. Все эти бездельники знали, кто такой был Бритый Ли. Едва завидев его, они оживали и начинали ржать, покрикивая друг другу:
— Столбовой умелец показался.
Бритый Ли тогда был уже совсем не тот, что прежде. После того как Сун Фаньпина заперли в сарае, а Сун Ган сорвал себе голос и перестал с ним разговаривать, он ходил один-одинешенек по улицам, повесив голову и опупевая от голода. Телеграфные столбы его больше не трогали. А вот слоняющимся толпам по-прежнему именно он и был нужен. Бездельники смотрели на проходящих мимо бесконечных демонстрантов, брали его в плотное кольцо и, тыкая пальцами в соседний столб, тихонько шептали ему:
— Эй, паря, че-то давненько ты не упражнялся со столбами.
Бритый Ли, качая головой, звонко отвечал:
— Я больше с ними не забавляюсь.
Бездельники, зажимая рты, заходились коллективным смехом. Они толпились вокруг мальчишки, не давая ему сбежать, и ждали, когда поближе подойдут демонстранты. Тогда они снова принимались пытать его:
— А че это ты с ними не забавляешься?
Многоопытный Ли привычным движением расстегивал штаны и велел всем смотреть внутрь:
— Видали? Видали мою пипиську?
Стукаясь головами, все таращились на содержимое его штанов. Усердно кивающие головы снова и снова ударялись друг о друга, и, потирая затылки, люди говорили «да». Ли опять спрашивал их, как по заведенному:
— Ну что, твердая, как пушечный ствол, или мягкая, как комок теста?
Не догадываясь, к чему он ведет, все опять кивали головами:
— Мягкая, мягкая, как тесто…
— Вот поэтому я и не забавляюсь, — с гордостью произносил он.
Потом он махал рукой на прощанье, как эдакий благородный разбойник, покидающий свою братию, и выходил из окружения толпы. Сделав пару шагов, Ли оборачивался и говорил тоном умудренного старца:
— У меня импотенция!