Обступивших бассейн переодетых цыганами и пиратами рекрутов, врачей и медсестер окатывали водой, толкали в воду и подвергали иным ритуальным пыткам. Другие медсестры, сидя в каютах, занимались приготовлением церемониальной одежды. Салли считала, что не имеет морального права предаваться бездумному веселью из-за соучастия в смерти матери, однако Онора все же преподнесла ей вполне соответствовавшее ситуации одеяние червонной дамы — много-много красных сердечек, пришпиленных к искусно расшитой блузе с пышными рукавами. Салли стало невмоготу при мысли о ненароком вложенной в карнавальное одеяние любви.
В день торжества она оделась и вместе со всеми вышла на корму. Но тут ей на глаза попался сходной трап, и Салли решилась спуститься вниз в госпитальный отсек, чуть дальше к корме, над которой должно было разыгрываться развеселое действо. Если ее заметят, то наверняка вспомнят, что у нее уже не раз случались приступы морской болезни, так что ни у кого не вызовет подозрений ее отлучка вниз. Салли, с извинениями протолкнувшись через стоявших толпой простодушных санитаров, распахнула двери госпитального отсека и ринулась через пустое помещение к комнате медсестер. Напротив находилась еще одна дверь. Она оказалась незаперта. Скорее всего здесь собрались разместиться аптекари. Но вот запасы медикаментов здесь явно не хранились. Червонная дама осторожно прикрыла дверь. С верхней палубы доносились шум и беготня. На корме кто-то изображал, будто испускает газы из кишечника, омерзительные звуки перемежались вскриками и хохотом. В комнатке не было даже стула, чтобы присесть. Но Салли это не печалило — в своем крикливом костюме она продолжала стоять среди голых полок.
Послышались чьи-то шаги. Затем звук открывающейся двери. Миссис Кэррадайн тут как тут. С рыжеватыми волосами, выбившимися из-под капитанской треуголки позапрошлого столетия.
— Мне показалось, что ты юркнула сюда, — прошептала она. — Как ты себя чувствуешь, милочка? Может, за твоей сестрой сбегать?
Салли вспыхнула.
— Нет, благодарю, — угрюмо отозвалась она. — Знаешь, мне что-то не по душе вся эта географическая кутерьма.
Кэррадайн, приподняв костистый нос, хохотнула, и Салли с благодарностью тоже рассмеялась.
— А я вот поднимусь и вытерплю эту кутерьму. Ради Эрика, — призналась Кэррадайн. — Он вышел в море с конвоем тремя неделями раньше. И тоже наверняка прошел через это. Хотя, может статься, на конвое ничего подобного и не позволили. Но я все равно вытерплю.
— Могу я тебя кое о чем попросить? — спросила Салли миссис Кэррадайн. — Пожалуй, я останусь здесь. В следующий раз обещаю быть мужественнее. Не сомневаюсь, что Наоми там будет.
— Это точно, — согласилась миссис Кэррадайн, — Наоми вообще девушка решительная. Во всех смыслах.
В особенности, если это касается подкожных инъекций. У Салли вертелся на языке именно такой ответ, но она сочла за лучшее промолчать.
Шагнув к ней, Кэррадайн погладила ее по голове и, повинуясь внезапному порыву, чмокнула в лоб.
— Знаешь, твои черные волосы — просто чудо, — сказала она. — Как бы мне хотелось иметь такие, а не эту рыжую паклю. Но даже с ней я все-таки выскочила замуж. Никогда не думала, что мне это удастся с такой шваброй на голове. — Кэррадайн отступила на шаг. — Ладно, Дама Червей, бывай, — улыбнулась она, махнув Салли на прощанье.
Заговорщически прикрыв за собой дверь, миссис Кэррадайн удалилась. Салли могла сказать Оноре: «Меня тошнит от всего этого. Еще будет полно маскарадов, на которых я появлюсь в красивом платье».
Да, видимо, Наоми и вправду была решительной. Да и ростом выше. Высоких чаще принимают за решительных. Еще в младших классах учителя и сверстницы постоянно сравнивали Салли с Наоми. Да и сама Салли была убеждена, что во многом уступает сестре. Отчасти это было так, отчасти нет. Наоми прекрасно чувствовала себя во внешнем мире. За исключением, пожалуй, семьи — от семейства она предпочитала дистанцироваться. И с участием в веселье по поводу пересечения экватора у нее тоже проблем не возникнет. Все осложнится, если они вдруг столкнутся нос к носу.
По сверкающей теплой морской глади они прибыли в Коломбо. Матросы и все остальные рангом младше офицеров, которым воспрещалось сходить на берег, просто-напросто ночью спустились по якорной цепи, стащили шлюпки и самовольно отправились на сушу. Медсестрам и офицерам-медикам позволили сойти на берег. На причале медсестер встречали мужчины средних лет, наперебой уверявшие, что они — просто красавицы, равным которым в мире нет, что цейлонцы — самые милые люди на земле, после чего их провезли по городу, состоявшему из храмов, лавчонок и огромных изваяний Будды над входом в расположенные на главных городских артериях магазины, а потом вдоль живописного побережья, где на них глазели смуглые женщины в пестрых одеяниях и мужчины с мачете в руках. Они прошли через крепостной вал Галле, где мужчины средних лет распространялись о том, как португальцы, затем голландцы, а ныне британцы прибирали к рукам эти погруженные в дымку подступы к гавани, при этом умудряясь еще и отгонять страшно навязчивых нищих — тоже, кстати, цейлонцев и самых милых людей на земле, пытавшихся всучить медсестрам фальшивые монеты, — якобы обнаруженные на потопленных голландских кораблях. Лимонад, поданный на веранде отеля «Амангалла», притулившегося обок церквушки в голландском стиле, разительно отличался от того, что они до сих пор пробовали у себя дома в Маклей. Здешний напиток благоухал специями и чужеземной экзотикой.
Раз в четыре дня Салли отсылала отцу очередное послание, в котором подробнейшим образом описывала новые впечатления, пытаясь таким образом заглушить стыд от того, что по ее милости старик торчит сейчас в одиночестве на хиреющей ферме.
Я и не мечтала своими глазами увидеть такие чудеса, это лишний раз доказывает, насколько разнообразной может быть жизнь.
Салли использовала все языковые возможности для описания Порт-Суэца, города многоэтажных зданий на фоне розоватых холмов.
Знаменитый Суэцкий канал сверкал синим на фоне желтых песков, а по его берегам вдоль разбитых палаток расхаживали «томми» и индусы в чалмах. Они явно изнемогали здесь от скуки и потому были безмерно рады увидеть нас и хоть помахать нам в знак приветствия. В районе Горьких озер на середине Суэцкого канала огромное скопление пришвартовавшихся судов. Потом снова пошел прямой как стрела канал, и по нему мы добрались до тенистого города Исмаилия. А тенистый он из-за растущих повсюду пальм. Мы тоже пришвартовались и впервые сошли на берег. Здесь много красивых каменных зданий в арабском стиле, а эти местные всезнайки — жильцы многоквартирных домов — принимали меня за француженку. Египтянки постарше одеты в черное, но девчонки бегают по улицам босиком в оранжевых, синих и желтых лохмотьях. Я видела, как женщины носят на головах огромные тюки. Тут невольно задумаешься, как же тебе здесь живется, египтянка? Можно ли сравнить твою жизнь с жизнью на фермах в Маклей?
Железнодорожные вагоны выглядят допотопными, они пойти без окон, зато внутри вполне приличные. Сельские дома на пути в Каир — сплошь с глинобитными стенами. Крыши плоские, будто их владельцы собрались надстроить еще этаж. Люди обрабатывают полоски земли, на которых что-то произрастает, — пресной воды здесь хватает, даже в Каир подают, забирают ее из каналов. Повсюду расхаживают верблюды с понуро опущенными головами, а когда они укладываются на отдых в тени деревьев, их хозяева тоже спят, не слезая с них.
Стоит взглянуть на каирский вокзал! Здание очень импозантное, напоминает Англию, с огромным стеклянным куполом. Строили его британцы. Весь наш багаж за исключением чемоданов носят санитары-мужчины. В общем, они тут у нас за носильщиков, только шиллинги им совать за это не требуется.