— Ничто этого не извиняет! Даже этот детский довод, основанный на неведении, где должен бы быть Бог истинного качества души. Добрые не должны бы были страдать, если бы справедливость была где-либо установлена. Они не должны страдать, даже немного, даже мгновение в вечности. «Нужно страдать, чтобы быть счастливым.» Как происходит, что никто так никогда и не поднялся, чтобы осудить этот дикий закон?»
Силы его оставляли… Его голос становился хриплым. Его сдавленное тело задыхалось; были разрывы в его фразах…
«Ничего нельзя будет ответить на этот обвиняющий голос. Вы напрасно будете рассматривать со всех сторон, во всех смыслах божью милость, покрывать её патиной и обрабатывать её, вы не сотрёте с неё пятно, наносимое на неё незаслуженным страданием.
— Но счастье, обретённое через страдание, это всеобщее предназначение, общий закон…
— Именно потому, что этот закон общий, он заставляет сомневаться в Боге.
— Замыслы Божьи непостижимы.»
Умирающий выставил вперёд свои худые руки; его глаза ввалились. Он крикнул:
«Ложь!»
*
«Хватит, — сказал священник. — Я терпеливо выслушал ваши разглагольствования, о которых я сожалею; но дело не во всех этих рассуждениях.
Вам нужно готовиться предстать перед Богом, вдали от которого, как мне кажется, вы прожили. Если вы страдали, вы будете утешены в его лоне. Пусть это вас удовлетворит.»
Больной лежал, вытянувшись. Он оставался некоторое время неподвижным под складками белой простыни, словно мраморная статуя с бронзовым лицом, покоящаяся в гробнице.
«Бог не может меня утешить.
— Сын мой, сын мой, что вы говорите?»
Его голос вновь оживляется;
«Бог не может меня утешить, потому что он не может мне дать то, чего я желаю.
— Ах! моё бедное дитя, как вы погрязли в заблуждении… А бесконечное могущество Бога, что вы с этим поделаете?
— Я ничего с ним не делаю! — сказал мужчина.
— Что? Человеку пришлось бы биться в свою защиту всю свою жизнь, мучаясь от горя, и совсем ничего не будет для его утешения! Что же вы можете ответить на это?
— Увы, это не вопрос, — сказал мужчина.
— Почему вы послали за мной?
— Я надеялся, я надеялся.