Обозленные, согнанные к вахте работяги отказывались покидать зону, требовали законную пайку.
С крыльца вахты, как с трибуны, Николай Иванович призывал работяг соблюдать порядок, не паниковать… Угрожал, уговаривал потерпеть, обещал, как только поднесут хлеб с пекарни, немедленно отправить его в забой для раздачи.
Пекарня находилась в пяти километрах от «Глухаря» на прииске Тимошенко.
Кое-как ему удалось утихомирить работяг, уговорить построиться. Одну за другой конвой принимал бригады и выводил из лагеря за вахту.
Меня вывели из строя и потребовали к начальнику.
Едва я переступил порог кабинета Габдракипова, «моя судьба», находившийся там, встретил приказом:
— Принять хлеборезку! Будет порядок?
Похоже, настал и мой «звездный час»! Начальник, кажется, сменил наконец гнев на милость.
По его лицу я понял, что мою кандидатуру они обсудили и утвердили сообща с Габдракиповым.
Как объяснить им, что перспектива стать хлеборезом мне ни с какой стороны не улыбается… Как объяснить им это?
— Спасибо за доверие, гражданин начальник, но через неделю кончается срок моего заключения — я освобождаюсь! — Я ударился в дипломатию.
Действительно, 5 июля 1943 года истекал пятилетний срок, вынесенный мне заочно Особым совещанием. Мне интересно было знать, как отнесется к этому Лебедев? Но «на челе его высоком не отразилось ничего…» Он, как и я, прекрасно знал, что никакого освобождения не последует, а состоится лишь «спектакль» на тему освобождения. Не последнюю роль сыграет в нем и мой дорогой начальник.
5 июля, на очередное представление комедии под названием: «На-кось, выкуси!» (автор — Иосиф Сталин, в содружестве с Берией Л., Ежовым Н. и др.), разыгрываемой чуть ли не каждый день у письменного стола УРЧ лагеря, буду приглашен и я.
«Моя судьба» попросит меня сесть, неторопливо вытащит из ящика стола важную бумагу с государственным гербом, увенчанным буквами: «СССР, СССР, СССР», и зачитает: «Такой-то (имярек), отбыл срок наказания, подлежит освобождению из исправительно-трудовых лагерей, о чем и уведомляется». Под бумагой следуют несколько факсимиле подписей известных всей стране государственных деятелей, олицетворяющих Советскую власть, партию и органы безопасности.
Пока я ставлю подпись под документом и благодарю за освобождение, «моя судьба» вытаскивает другую не менее важную бумагу, с тем же гербом, в виньетке тех же букв: «СССР, СССР, СССР», и зачитывает: «Такой-то (имярек) задерживается в исправительно-трудовых лагерях в качестве заключенного до окончания Великой Отечественной войны». Под бумагой следуют подписи тех же государственных мужей, ныне известных всей стране и как государственные преступники.
— Почему вы молчите, гражданин начальник? Вы не верите, что меня освободят? Говорите, не молчите.
Он с иронией посмотрел на меня.
— Твое освобождение от меня не зависит, ты же знаешь!..
— Я знаю. Но кого назначить хлеборезом — зависит от вас.
— Вот я и назначаю тебя.
— Но я никогда этим делом не занимался и не хочу заниматься. Честно говоря — все хлеборезы жулики!
— Я не спрашиваю тебя, хочешь или нет! Я приказываю.