— Их двести, а нас — восемь тысяч! — Моисеенко решительно запахнул зипунок. — Ладно, ещё поглядим, кто кого.
Волков и Моисеенко пошли на фабрику.
Приютские ребята, сидевшие, как воробушки, на деревьях, попрыгали в снег, побежали следом.
Машины уже были пущены, фабрика работала. Завидя Моисеенко, ткачи потянулись к нему.
— Сторожей с дубьём напугались? — сердито спросил ткачей Моисеенко.
Ткачи виновато молчали.
— Вот что, братцы! — крикнул Волков. — Ничего страшного, станки и теперь можно остановить.
— А потом что?
— Морозов приедет, губернатор, жандармы. Подадим губернатору наши требования. Чтоб Морозов не отвертелся.
— Тихо! — крикнули. — Младший мастер идёт.
— Почему не работаете? — спросил мастер. — Собираться запрещено.
— Ты, милый человек, — сказал из толпы Моисеенко, — шёл бы отсюда. А то ненароком зашибём.
Мастер постоял и, словно вспомнив что-то важное, быстро ушёл.
— Ура! — закричал Ваня-приютский.
Он подбежал к Моисеенко.
— Дядя Анисимыч, я знаю, как погасить газ.
Электричества ещё не было, фабрики освещали газовые горелки.
— Я тоже знаю как, да ведь высоко. Лестница нужна, — сказал ткач. — Станем брать лестницу, мастера увидят.
— Нас, малолеток, вон сколько. Мы на плечи друг дружке встанем и закроем кран. Пусть только горелки в первом ряду пригасят, чтоб не так видно было.
— За дело! — сказал Моисеенко.
К Моисеенко подбежала Марфа-ткачиха.
— Что, мужики, сдрейфили бунтоваться?