Крики тотчас прекратились. Люди тянулись, вставали на носки — поглядеть, как стоит перед начальством свой человек, послушать, что скажет.
Жандармы тоже как бы замерли: вот он — вожак. Молодой! Чуть ли не мальчишка.
— Работать на условиях конторы рабочие решительно отказываются, — громко сказал Волков. — У нас написаны условия, по которым все мы согласны продолжать работу.
Он стоял перед генералом, перед судебными приставами и не боялся их.
Он видел, как забегали офицерики, от полковников — к казакам и к солдатам.
— Ребята, подайте мне условия! — приказал Волков рабочим.
Пошло в толпе шевеление, и тетрадочка из рук в руки была ему тотчас подана.
— Прошу принять требования рабочих! — Волков подошёл с тетрадкой к губернатору.
— Это не мне! — Губернатор убрал руки за спину и глазами дал знак жандармскому полковнику.
Волков подошёл к прокурору.
— Возьмите наши условия.
Прокурор тетрадочку принял.
— Прошу прочитать публично. Я этого требую!
— Зачинщиков арестовать! — раздалась звонкая команда.
Солдаты бегом, цепочкой отделили Волкова и Шелухина от толпы.
— Не трожь Ваську, нашего человека! — закричали в толпе. — Не трожь!
— Товарищи! — крикнул Волков, поднимая над головой сжатый кулак. — Нам пред капиталистами и говорить не позволено. Пропадать, так пропадать вместе! Я за всех? и все за меня?!
— Все! Все! — кричали фабричные. — Васька, все за тебя! Казаки врезались в толпу, отделили первые ряды, свистнули нагайки, щёлкнули затворы винтовок.
Господин губернатор поспешно садился в санки.
— Дядя Анисимыч, назад!
Моисеенко зорко и быстро глянул вдоль пустынной зияющей улицы и только потом чуть скосил глаза на голос: возле старого вяза стоял мальчишка и двумя руками, как бы подгребая, звал его к себе. Моисеенко отступил за дерево.
— Ваня, ты?