Он был убит этим известием. За что его собираются исключить из партии? Активистом стал с первых дней революции, воевал за власть Советов.
В назначенное время мы пришли на собрание. В зале уже сидели «начальники», которые созвали его. Они были в штатской одежде. А за углом здания стоял «черный ворон». Стоило только человека исключить из партии, а дальше все решала техника.
Люди из «органов» были ужасно возмущены тем, что на собрание не явился тот, за которым они сюда явились.
— Где этот Фефер? Почему не доставили его сюда? — возмущались лица в штатском. — Что за дисциплина? Вы играете с огнем…
— Позвольте, но человек заболел, — заметили им.
Они совсем сбесились:
— Как это — заболел? Знаем эти «болезни». Приведите его сюда живого или мертвого. Хоть на носилках!
— В партийном уставе не записано, чтобы больного коммуниста приносили на собрание на носилках, — бросил кто-то реплику.
— Как же быть?
— Очень просто: отложить собрание, пока он не выздоровеет.
И собрание перенесли.
Три раза откладывали собрание по разбору «дела Фефера» из-за его «болезни». Тянули время. Это его на какое-то время спасло. Как мы позже узнали, эшелон с «врагами народа» был заполнен и досрочно отправлен в Воркуту.
Каких только казусов не было в те годы!
Поздней ночью молодчики из НКВД подъехали в Харькове к дому писателей «Слово» арестовать Василя Минко, который жил на четвертом этаже. Парадное было плохо освещено. Они поднялись на третий этаж и увидели на двери дощечку. Едва разобрали первое слово «Василь». Постучали, приказали хозяину одеться и следовать с ними… Но здесь жил не украинский поэт Василь Минко, а Василь Мысык. Все равно его отвезли на вокзал, где уже стоял приготовленный эшелон для репрессированных. У вагона началась перекличка, Мысык, прислушиваясь к выкрикам тюремщика, убедился, что его фамилии в списке не значится. Значит, какое-то недоразумение.
— Так ты говоришь, что твоя фамилия не Минко, а Мысык? Тоже писатель? Что ж, и того возьмем, а ты, контра, залазь в теплушку и не гавкай!.. Все вы враги!
Почти восемнадцать лет мучился в лагерях Василь Мысык ни за что ни про что…
На собраниях ораторы, захлебываясь, говорили о «триумфе ленинско-сталинской национальной политики».
А под звуки этих речей уничтожали лучших представителей науки, культуры, искусства…
Стоило кому-то обрести в народе популярность, как с ним тут же жестоко расправлялись, убирали с пути. Сталину нужны были посредственности, тупые роботы, а не таланты. Господствовала теория «винтиков» и «гвоздей».
Люди жили надеждой, что этот кошмар когда-то кончится. Перекосы в национальной политике, думали мы, творятся без ведома вождя. Все безобразия наконец дойдут до его ушей, и он накажет виновных. Разве может быть иначе?! Абсолютное большинство, несмотря на репрессии, верило Сталину, верило в то, что в стране орудуют враги народа, вредители, диверсанты. Они тщательно маскируются, но чекисты не спят, ловят и уничтожают их, сажают в тюрьмы и лагеря. К тому же все, как один, осужденные признаются в своей враждебной деятельности…
А по радио каждый день звучали слова: «Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек».
На самом деле дышалось не очень-то вольно. Люди жили в постоянном страхе. И все же работали, строили, собирали урожай, производили материальные и духовные ценности.