— Лежи, сынок, мастер Холиен осмотрит тебя, — толстуха откинула старое лоскутное одеяло, убрала заскорузлую тряпицу с ягодиц парня.
Да, давненько я такого не видывал. Правая ягодица была раздута, как футбольный мяч и была больше левой чуть ли не вдвое. Как только тряпица открыла кожу, удушливый сладковатый смрад наполнил внутренности фургона. Мне показалось, что заслезились даже глаза. Фурункул размером с кулак взрослого мужчины располагался в верхней трети ягодицы и переползал на область крестца. Ткани вокруг гнойника приобрели сине-фиолетовый оттенок. Капустный лист, прикрывавший частично фурункул давно сморщился и почернел. Пересиливая рвотные позывы, я обратился к маркитантке.
— Хейген, мы можем вскипятить воды? И ещё, мне бы немного вина или уксуса. Есть у тебя?
— Тоша воду уже греет, а чего это вином побаловаться решил?
— Всё покажу, верь мне. Неплохо бы ещё тряпиц чистых на перевязку.
— Ох, Холиен, разоришь ты меня!
— Не жмись, мамаша, сына тебе лечу. Да, вот ещё. Я там у родника иву кривую видел. Скажи близнецам, пусть листьев с неё и коры насобирают, да крутым кипятком в плошке зальют. Листьев — на четверть, остальное — вода. Да накроют тряпками. Часа три настоится. Потом этим отваром поить Бруно будем. От жара и лихорадки.
В фургон сунулась чья-то рыжая голова
— Вода вскипела, мастер Холиен!
— Отлично. Отлейте немного в миску.
Я не успел достать свой инструмент, как в кибитке вновь появилась, маркитантка, сварливо бурча.
— Это где это видано, вином чирьи лечить!
Я принял у неё глиняную миску с кипятком. Хорошо, что чистая. Видно не поленились вымыть.
— Ложку дай, — протянул я руку к мамаше. У той, видимо, уже кончились аргументы, и она молча протянула мне деревянный прибор. Я подлез к Бруно.
— Парень, зажми ложку зубами. Будет больно. Но ты терпи. Если я не вскрою гнойник сейчас, то завтра ты умрёшь.
Бруно молча протянул руку, схватил ложку дрожащей рукой и прикусил её зубами. После, так же молча, отвернулся. Я взял чистые тряпицы и под возмущенное сопение мамаши разорвал на узкие полоски. Осторожно смочил одну, и вытер кожу над фурункулом от остатков примочки. Затем, то же самое проделал тряпицей, предварительно смоченной вином. Достал нож, который еще в инвентаре модифицировал в хирургический скальпель. Протер вином и его. Забавно было смотреть на округлившиеся глаза Хейген.
— Приступим, мамаша! — и решительно сделал первый поперечный разрез.
Не научишься глотать дерьмо — не пробьешься.
Под глухое подвывание Бруно я постарался быстро и скупо провести крестообразный разрез над фурункулом. Затем, отложив скальпель, аккуратно, насколько смог, очистил смоченным в вине тампоном гнойную полость. Прижал закровившую рану чистой тряпицей и потянулся за иглой с нитью. Сукровица и обильный гной мгновенно пропитали мою импровизированную повязку. Дааа. В таких условиях, ни о какой асептике и антисептике не могло быть и речи. Скотобойня просто. Сладковатый запах усилился.
[Возможна активация способности «Разделяющая длань». Да/Нет]
Конечно «да», мне в копилку всё пойдет. Пацана спасать надо. Задницу я ему уже разрезал, осталось спасти от заражения крови.
Левая рука потеплела, от неё стало исходить едва заметное зеленоватое свечение, практически невидимое при дневном свете. Бруно вдруг успокоился и затих. Я склонился над ним и увидел, что мальчишка спит крепким сном, а из уголка его открытого рта вытекает струйка слюны, стекая на выпавшую ложку. Осторожно отняв руку с мокрой повязкой, я убедился в девственной чистоте раны и остановившемся кровотечении. На глазах у онемевшей от изумления маркитантки я наложил швы на края, оставив небольшой участок, куда вставил для дренажа небольшой лоскут ткани, пропитанный вином.