— Нет. Теперь не сбегу, — серьезно ответил десантник и крепко, по-мужски, пожал протянутую парнишкой руку.
Гуссейн Гасанов возлежал на широченной софе в своем загородном доме и курил кальян. Его неимоверное пузо занимало большую часть лежбища, покрытого расшитым золотой нитью бархатом.
Вокруг толпились в ожидании приказаний разномастные «шестерки», среди которых околачивались даже двое негров, — вор в законе Гасан любил экзотику. Год назад он повелел своему «визирю» Гарику достать откуда-нибудь живого краснокожего индейца, но эта задача оказалась трудной — индейца «достали», привезли, однако тот через три месяца откинул копыта от банальнейшего перепоя: славяне споили. Гуссейн рвал и метал, но второго индейца все же не пожелал во избежание мести его соплеменников.
Таким образом, красной масти в колоде Гасана не прибыло. Зато появилась нестандартная — желтая.
Месяц назад «визирь» нашел где-то на задворках Москвы полулегальную школу карате. Ее основатель, китаец Ли Хой (на самом деле его фамилия произносилась несколько иначе, но в угоду славянской филологии Ли изменил ее написание), втирал всем, что является наследником великого учения мастеров Шао Линя. На самом деле он был сыном мелкого деятеля КПК, который отправил потомка учиться в СССР, а потом почему-то забыл его оттуда забрать. «Учитель Ли», так называли его ученики, в основном мелкие рэкетиры, действительно умел хорошо драться. Но философия, то, без чего невозможно представить ни одну мало-мальски пристойную восточную школу, была его слабым местом. Поставить удар он мог, но научить человека направлять этот удар Ли был не способен. Впрочем, Гасану это было без надобности. Куда направить удар, он знал и без всяких философских заморочек.
Посасывая мундштук кальяна, Гуссейн обдумывал очередную операцию, которая могла сделать его на несколько десятков миллионов богаче.
— Саид, готов ли плов? — внезапно вопросил Гасан. Саид, который в повседневной жизни носил имя Толик, подобострастно поклонился:
— Сейчас узнаю, босс!
— Сколько раз тебе говорить, неразумный, что меня нужно величать падишахом! — Гасан был не чужд высокомерия, особенно накурившись анаши. Вино он не пил принципиально, ссылаясь на Коран, но при случае мог капитально ужраться водкой или коньяком, оправдывая себя тем, что в Священной Книге ничего про эти напитки не сказано.
— Желает ли падишах откушать? — спросил Саид, он же Толик, вернувшись с кухни.
— Пусть несут. Вы тоже присоединяйтесь, — велел Гасан свите.
Двое поваров внесли огромный казан, в котором, сваренный по всем правилам восточной кулинарии, дымился плов. Гасан, весьма привередливый в вопросах пищи, признавал только хлопковое масло, которое ему присылали из Ферганы, и баранину, выращенную там же. А уж если падишаху хотелось отведать курицы, то она «прилетала» из-под Ташкента, где находилась знаменитая птицефабрика «Узбекистан».
Сегодня Гасан был расположен выпить. Он додумал свою «великую» мысль и по этому поводу был благостен.
— Саид, где же водка? — обратился он к своему главному церемониймейстеру.
Приближенные обрадовались. Падишах нечасто баловал их совместной выпивкой.
— Сей момент, — отозвался Саид и не долго думая притащил из холодильника аж десять бутылок.
— Это чтобы не ходить два раза, да? — осклабился Гасан. — Обленились совсем… Зачем только я вас кормлю? Давай, визирь, разливай!
Гарик, в обязанности которого входило столь ответственное занятие, как разливание спиртного по рюмкам, принялся за дело. Саид в это время раскладывал плов в большие пиалы.
— Выпьем за успех, — начал Гасан, подняв рюмку, так и не вставая с софы. — Успех — это бог. Но ему не нужно молиться. На него нужно работать. Пахать, как папа Карло. Вкалывать, как зэк на лесоповале… — Сам Гасан во время своих трех отсидок ни разу не ударил палец о палец, как и положено вору в законе. — Только тогда успех придет, только тогда он не забудет нас, верных слуг своих… Выпьем.
Несколько минут слышалось громкое чавканье — приближенные и сам «падишах» усиленно закусывали ароматным пловом. Гасан первым запустил пальцы в пиалу — вилок он не признавал по той простой причине, что в молодости во время одного застолья пьяный в стельку абрек пропорол ему этим инструментом шею. Шрам остался до сих пор. В зоне, где он сидел первый раз, над ним сперва потешались: «Ножа не бойся, бойся вилки — один удар, четыре дырки». Но потом земляки научили его отвечать, как принято в зоне: «Не бойся вилки, бойся ложки — один удар, и череп в крошки».. Эта детская хохма выручила его, а мощное телосложение и тяжелые кулаки отучили насмешников выбирать Гасана объектом публичного посмеяния. Да и статья у него была не из последних — вооруженный грабеж. В 17 лет пойти на такое мог только очень отвязанный юноша… Каковым Гасан и был на самом деле.
Пир окончился неожиданно. В комнату почти вбежал один из адъютантов Гасана и наклонился над ухом, что-то возбужденно шепча.
— Чего??? — завопил Гасан, не дослушав. — Этот баран опять вы…вается? Гарик, — позвал он «визиря», — зови китайца с его людьми. Разборка будет.