Вера убежала.
Через пять минут перед Костей сидела пожилая, худенькая женщина с утомленным лицом и беспокойно теребила концы накинутого на плечи платка.
Костя старался как можно спокойнее и мягче задать свой вопрос. Но получилось преувеличенно осторожно и даже боязливо. Женщина вдруг улыбнулась, и от этого все лицо ее озарилось каким-то добрым и мягким светом.
- Что это вы со мной, как с тяжело больной говорите? Так выгляжу небось? Что поделаешь, сынок, - горе у меня. Из-за него я, можно сказать, и с автомобилем этим черным познакомилась. Даже рассказывать совестно, ей-богу. Верочке тогда и то не рассказала… А тебе, кажись, для дела надо. Так уж скажу.
Костя видел, как у Веры заблестели на глазах слезы, и сам почувствовал острую жалость к этим, таким душевно сильным и хорошим людям.
- Иду я, значит, домой из магазина. И вдруг вижу, стоит этот самый автомобиль-то. Никогда к нам в дом такой не приезжал. И тут что-то мне вроде в голову ударило и глупая такая мысль пришла. «Что, - думаю, - а вдруг это мой Митя вернулся?» Я к шоферу-то подбежала и не своим голосом спрашиваю: «Чья машина? Кто приехал?» А шофер зло так глянул на меня, губы скривил и вроде отрезал: «Не вам подано. Идите себе». Ну, я опомнилась и отошла, как оплеванная. Вот тебе и все. Что ж, неужто пригодится вам это?
- Очень, Клавдия Ивановна, - с горячей признательностью ответил Костя, чувствуя, каким нелегким был для нее этот рассказ. - А скажите, вы запомнили этого шофера?
- В лицо-то? Еще как, грубияна такого.
- Ну, а номер машины, наверно, не заметили? - на всякий случай спросил Костя.
- Представь себе - заметила, - усмехнулась Клавдия Ивановна. - И как посмотрела, сама не знаю. Но вот припомнить его - уволь, не могу. Только две цифирки в голове почему-то засели, две восьмерочки, рядышком.
Костя еле успевал записывать, буквы весело плясали- по бумаге, и в голове волнами прокатывался какой-то радостный туман. Удача! И откуда только свалилась она на него?
В тот же вечер Гаранин был вызван к Сандлеру и вслед за Коршуновым докладывал о событиях прошедшего дня.
Когда Гаранин упомянул о блондинке, находившейся в машине, Сергей обрадованно воскликнул:
- Вот видите! Это же была Амосова!
Сандлер сердито поднял ладонь.
После Гаранина доложил о своей работе Лобанов, который изучал круг знакомых Любы Амосовой.
- Больше всего она дружила с Борисом Голиковым, они часто переписывались, в общем, надо думать, влюблены были. Установлены еще четыре парня и шесть-семь девушек, с которыми она дружила, все студенты. Пока подозрительны двое - Виктор Спирин и Вячеслав Горелов. Но никаких улик против них еще нет. Сбор материала продолжаю.
«Эх, Саша, - насмешливо подумал про себя Сергей, - и хочется, как всегда, похвастать, да нечем. Просто жалко смотреть на тебя».
У Лобанова, коренастого, рыжеватого парня с веснушчатым вздернутым носом и почти неприметными бровями, лицо действительно было недовольное и чуть обиженное. Всем своим видом он как бы говорил: «Дали такой тухлый участок и еще результатов ждете».
Когда Лобанов кончил, Сандлер поглядел на Зотова и спросил:
- Твое мнение, Иван Васильевич?
- Думаю, вокруг Амосовой замкнулось кольцо косвенных улик. Оставлять ее на свободе, пожалуй, опасно.