— Более или менее, — скромно ответил я.
— А ел что-нибудь?
— Нет.
— Почему? Ты что, не взял с собой денег?
— Только сберкнижку, а почта уже закрыта.
— Н-да, не повезло, — посочувствовал он. — И что же собираешься делать?
— Не знаю, па. Вот решил позвонить; может, ты посоветуешь.
— А что, если взять и вернуться?
— Вообще-то я не против, па. Как скажешь, так и будет.
— Подержи-ка трубку, я посмотрю, когда следующий автобус… Слушаешь? Через сорок минут, в семь десять. Скажешь кондуктору, что я тебя встречу и заплачу за билет. Хорошо?
— Порядок, па, — ответил я, чувствуя, что все в мире становится на свои места.
— Ну и прекрасно. А я пока приготовлю ужин. Смотри там, осторожнее.
Я повесил трубку и увидел, что бармен надел пиджак и уже ждет меня. Его место за стойкой заняла какая-то девушка.
— Пойдем-ка выпьем по чашечке чая, все равно тебе ждать, — сказал он. — А за велик не беспокойся, никто его не возьмет.
Кругом уже зажглись огни. Мы сидели в ярко освещенном кафе, я ел одно пирожное за другим и запивал их горячим чаем, а бармен рассказывал мне о своих побегах из дому. Видно, в детстве он был отчаянным малым. Дважды его поймала полиция. В первый раз он свистнул чей-то велосипед и отмахал на нем до самого Дублина, ночевал в сараях и заброшенных коттеджах. А в третий раз записался добровольцем в армию и вернулся только через несколько лет. Да, убегать из дому куда сложнее, чем мне поначалу казалось. Зато романтики хоть отбавляй. Все-таки чуточку жалко — действовал-то я без всякого плана. Если снова соберусь бежать, подготовлюсь так, что комар носа не подточит.
Бармен посадил меня в автобус, внес велосипед и, не слушая моих возражений, заплатил за билет. Он также взял с меня слово: сказать отцу, чтобы деньги за билет тот отдал мне. В этом мире, сказал бармен, за свои права надо бороться. Конечно, он был немного грубоват, но я понимал — сердце у него золотое. Мне вдруг пришло в голову, что золотые сердца как раз и бывают у таких, как мы с ним, грубоватых с виду людей, и я обещал написать ему письмо.
Когда автобус подъехал к гостинице, я сразу увидел отца — он стоял в своей шляпе-котелке и озабоченно тянул длинную шею, высматривая меня.
— A-а, привет, гуляка! — окликнул он меня, как обычно, с прибауткой. — Кто бы мог подумать, что сын такого скромного и добропорядочного человека, как я, вдруг превратится в заблудшего искателя приключений? В ночлежном доме у тебя, случайно, дружков не водится, а?
Я считал себя вправе выполнить данное бармену обещание, поэтому сказал отцу насчет билета, он расхохотался и отдал мне деньги. Потом, когда мы шли по главной улице и отец толкал перед собой велосипед, я задал вопрос, который преследовал меня со времени телефонного разговора:
— А мама уже пришла?
Я, конечно, имел в виду другое: знает она или нет? Но спросить так прямо в лоб не решился.
Лицо его сразу изменилось, как-то напряглось, посерьезнело.