— Вот как? А о чем же вы вообще разговаривали, если не секрет?
— О картинах, музыке, книгах, — честно перечислил я.
Мисс Хартнелл, для которой темы разговора ограничиваются перемыванием чужих косточек, взглянула на меня подозрительно и недоверчиво. Пока она собиралась с мыслями, я воспользовался временным преимуществом, пожелал ей доброй ночи и быстро зашагал прочь.
Я навестил прихожан в деревне и вернулся домой через садовую калитку, пробравшись мимо опасной засады, которая могла поджидать меня в саду мисс Марпл, хотя и не представлял себе, как до нее могли бы дойти новости о моем посещении миссис Лестрэндж — это было выше человеческих возможностей.
Запирая калитку, я подумал, что надо бы заглянуть в сарайчик, который использовал молодой Лоуренс Реддинг за неимением мастерской, и поглядеть своими глазами на портрет Гризельды.
Я не мог себе представить, что в мастерской кто-то есть. Оттуда не доносилось ни звука, а мои шаги по траве были бесшумны.
Я открыл дверь и застыл на пороге, совершенно огорошенный. В мастерской оказались двое: мужчина, обняв женщину, страстно ее целовал.
Эти двое были художник Лоуренс Реддинг и миссис Протеро.
Я поспешно отступил и скрылся в своем кабинете. Там я уселся в кресло, вытащил свою трубку и принялся обдумывать события. Это открытие поразило меня как гром с ясного неба. Особенно после разговора с Летицией в середине дня: я был в полной уверенности, что между ней и молодым человеком зародились какие-то отношения.
Более того, я был убежден, что она сама так думает. И я готов был дать голову на отсечение, что она не догадывается о чувствах художника к ее мачехе.
Пренеприятнейший переплет! Я поневоле отдал должное мисс Марпл. Она-то не дала себя провести и достаточно точно представляла истинное положение вещей. Я абсолютно неверно истолковал красноречивый взгляд, который она бросила на Гризельду.
Мне самому и в голову бы не пришло подозревать миссис Протеро. Было в ней что-то от жены Цезаря, которая выше подозрений, — такая спокойная, замкнутая женщина, в ней никогда не заподозришь склонности к сильным чувствам.
Когда мои размышления дошли до этого места, они были прерваны стуком в дверь кабинета. Я встал и подошел к двери. За ней стояла миссис Протеро. Я отворил дверь, и она вошла, не дожидаясь приглашения. Миссис Протеро прошла через комнату, тяжело дыша, и без сил опустилась на диван.
Мне показалось, что я раньше никогда ее не видел. Спокойная, замкнутая женщина исчезла. На ее месте было загнанное, задыхающееся существо. В первый раз я понял, что Анна Протеро красавица.
Она была шатенка, с бледным лицом и очень глубоко посаженными серыми глазами. Сейчас она раскраснелась, грудь ее вздымалась. Казалось, статуя внезапно стала живой женщиной. Я даже заморгал от этого превращения, как от яркого света.
— Я решила, что лучше всего зайти к вам, — сказала она. — Вы — вы сейчас видели?
Я утвердительно кивнул. Она сказала тихо и спокойно:
— Мы любим друг друга…
Даже сейчас, в минуту растерянности и отчаяния, она не смогла сдержать легкую улыбку, тронувшую ее губы. Улыбку женщины, которая видит нечто чудесное, преисполненное красоты.
Я молча ждал, и она поспешила спросить:
— Должно быть, вам это кажется страшным грехом?
— Как вы думаете, миссис Протеро, разве я могу сказать иначе?