- Ты знаешь, Юрка, - таинственным голосом начинал он обычно свой рассказ, - меня сегодня Лизиха так за ухо драла, думал - совсем оторвёт.
Я замирал от ужаса.
- За что же она тебя?
- А вот за что. Велела мне наизусть всю таблицу умножения написать. Я, известно, ни в зуб ногой.
- Куда ногой?
- Да молчи, не перебивай. Ну конечно, незаметным образом вытаскиваю из ранца шпаргалочку, кладу её на колени и начинаю сдувать.
Я с восхищением смотрю на Серёжу. Правда, мне не совсем понятно, откуда и что именно он сдувает, но я чувствую, что за этим кроется какая-то тайна, какое-то страшное преступление и геройство. А Серёжа продолжает:
- Дую я, братец мой, уже больше половины содрал, уже шестью восемь, шестью девять валяю. И вдруг как она хвать меня за ухо! Да как заорёт: «Давай шпаргалку, подлец! Вижу - на коленях у тебя!»
От ужаса я широко раскрываю рот. Не прерывая рассказа, Серёжа, так, между прочим, суёт в него палец: «Закрой, а то галка влетит!» - и продолжает:
- Что тут делать? Эх, была не была! Только она отвернулась, я-раз! шпаргалку в карман, а вместо неё подаю ей какую-то бумажку: «Вот, Елизавета Александровна. Я не списывал. Это так просто, бумажка на колени свалилась». Ну, тут она и разъярилась, вскочила со стула, глазищи выпучила, даже все кровью налились. Видит - обдул я её, а в чём дело, понять не может. Схватила меня за вихры, за уши и давай таскать! «Отдай шпаргалку! - орёт. - Всё равно убью, коли не отдашь!»
- И ты не отдал? - едва слышно спрашиваю я.
- Вот дурак-то! - пожимает плечами Серёжа. - Да она ведь на пушку и брала. Если бы отдал, ну и капут мне. Сколько ни зверствовала, я всё на своём стою. Нет у меня шпаргалки, и конец.
- А если бы она к тебе в карман полезла? Серёжа презрительно усмехался:
- Эх ты, пупочка-мумочка! Да у меня все карманы с дырками. Я уже давно её куда следует пропихнул. Гляди - учись…
Серёжа выворачивает карманы штанов и с гордостью показывает огромные дырки. Они кажутся мне какими-то потайными лазейками, в которых бесследно исчезают шпаргалки и прочие таинственные вещи.
После таких рассказов, выслушанных обычно поздно вечером, «на сон грядущий», я, бывало, долго не Мог заснуть: всё думал о том, что ждёт меня этой осенью, когда я тоже попаду в лапы кровожадной бабки Лизихи. И, чем больше думал, тем безнадёжнее казалось мне моё будущее. А Серёжа, как и подобает настоящему герою, претерпев все дневные школьные ужасы и выйдя из них победителем, спокойно спал, приоткрыв рот, сладко посапывая и даже чему-то улыбаясь.
С наступлением весны Серёжа всё больше и больше проводил время в школе у бабки Лизихи. Каждую весну она возила всех своих учеников держать переходные экзамены при гимназии в городе Серпухове. Вот Серёжа целые дни и готовился к этим экзаменам.
В мае он уехал со всей школой в Серпухов, сдал экзамен, перешёл в другой класс и, наверное, счастливый, довольный, покатил отдыхать к своей маме в Москву, а оттуда в Подмосковье на дачу. Я немного поскучал о нём, но долго скучать было некогда - наступало лето, самая чудесная, самая хлопотливая пора.
Михалыч всегда чем-нибудь увлекался. Правда, его увлечения очень быстро проходили и сменялись новыми, но, может быть, именно поэтому они были для меня так заразительны и интересны.
Ещё весной Михалычу вдруг пришла идея в уголке сада устроить свой собственный маленький огород.
- Ну зачем он тебе? - недоумевала мама. - Любых овощей на рынке сколько угодно. Дарья каждое утро всё свежее покупает. Если времени некуда девать, лучше бы к больным куда-нибудь съездил. Ты смотри, Лупанов всё время разъезжает.
- Всех денег, мадам, всё равно не соберёшь, - отвечал Михалыч своей любимой поговоркой. - У Лупанова на уме одни только меркантильные интересы. Он и не может воспарить в мечтах.