А может, это и не самое страшное? Может, ею только нарочно пугают?
Мне хотелось спросить об этом не Михалыча, не маму, а тётку Дарью. Мне казалось, что именно она знает это лучше всех. Хотелось спросить, и было почему-то совестно да и страшно. Что она на это ответит?
Прошло ещё несколько дней. Наступила пора предвесенних оттепелей. С запада подул сырой, порывистый ветер, по небу поползли тяжёлые облака. Пошёл снег с дождём. Под ногами сплошная каша, того и гляди, что провалишься в неё и начерпаешь полны калоши.
- Вот и опять до весны дожили! - радовался Михалыч, - Теперь уж, брат, самые пустяки ждать осталось. Скоро грачи прилетят, за ними жаворонки, скворцы, дрозды. А там!.. - Он многозначительно поднимал вверх указательный палец. - А там и наши долгоносики пожалуют, и опять мы с тобой, дружище, на тягу покатим.
Я тоже радовался, что наступает весна. Только к этой радости невольно примешивалось тревожное, горькое чувство. А как же Пётр Иванович, увидит ли он приход весны? Ведь он так его ждал!
И вот один раз мы с мамой уже ложились спать, вдруг хлопнула кухонная дверь. В комнату вошла тётка Дарья.
- Ты что? Плохо ему? - испугалась мама.
- Нет, зачем плохо… - спокойно ответила Дарья. - Теперь уж ему неплохо.
- Когда? - тихо спросила мама.
- Да только что. Подошла к нему постель поправить, думала - спит, а он и совсем уснул. Отмучился, сердешный.
Тётка Дарья вздохнула и не спеша набожно перекрестилась.
- Вот и ушёл человек, - в раздумье сказала она.
И пусть у гробового входа
Младая будет жизнь играть
И равнодушная природа
Красою вечною сиять
Хоронили Петра Ивановича на старом кладбище за речкой, за Казацкой слободой. Провожали его в последний путь только мама с Михалычем, тётка Дарья и я.
День был уже по-весеннему тёплый и солнечный. По колеям дороги бежали первые ручейки. На буграх пестрели проталины.
Я шёл за гробом и думал: «Вот и весна наступила, а он так её и не дождался».
Потом думал о том, с кем же теперь я буду ходить за перепелами, кто меня научит манить их дудочкой.
Порой мне казалось, что всё это не то, не настоящее. Я никак не мог себе представить, что лежавший передо мной в крашеном деревянном ящике жёлтенький, будто вылепленный из воска старичок - это и есть Пётр Иванович, тот самый Пётр Иванович, с которым мы всегда так весело ловили птиц. Нет, это совсем не он.
А куда же тогда девался тот, прежний, настоящий? Да, может, никуда и не девался, может, сидит у себя дома и поджидает меня.