- Много вами довольны, - повторила женщина Обе замолчали. Елизавета Александровна не знала, что ещё сказать.
- Можно идти мне? - спросила Марья.
- Ступай, если хочешь, - пожала плечами Елизавета Александровна. - Я тебя не держу. Женщина вышла в переднюю.
- Стой, стой! - закричала ей вслед Елизавета Александровна. - Если Васенька всё-таки надумает учиться, пусть когда хочет приходит. Я ему всегда рада. Да постой же ты!
Марья опять появилась в дверях.
Елизавета Александровна встала, подошла к буфету и достала из него горсть леденцов - тех самых, которыми всегда потчевала Митеньку.
- Вот, - сказала она, протягивая женщине конфеты, - передай от меня Васеньке.
- Премного вам благодарны, - поклонилась женщина, не двигаясь с места.
- Бери, бери, не стесняйся! Не тебе даю, а Васеньке.
- Не извольте беспокоиться. Он у нас к сластям не привычен, ещё зубы разболятся.
Обе женщины стояли друг против друга, не двигаясь с места.
- Позвольте мне пойти? - опять спросила Марья. - А то старик у меня один дома. Я ведь только на минутку к вам, как сами наказывали.
И не дождавшись ответа, Марья потихоньку вышла в переднюю. Ушла.
Елизавета Александровна постояла, потом резко повернулась к буфету и швырнула на полку леденцы.
- Хамка, тварь неблагодарная! - раздражённо фыркнула она в пустую переднюю. Оттуда никто ей не ответил.
Наконец-то настали долгожданные зимние каникулы. Как только нас отпустили из школы на праздники, Серёжа в тот же день уехал к своей маме в Москву. А мы с увлечением занялись подготовкой к ёлке. По вечерам мы с мамой доставали со шкафа из передней запылённые картонные коробки из-под старых шляп, стирали сырой тряпкой с них пыль и открывали крышки.
Из коробок весело выглядывал какой-то особый мир - мир праздников. Тускло поблёскивали перепутанные между собой серебряные и золотые нити «дождя», ёлочной канители. Будто сказочные расписные яблоки, лежали укутанные в вату разноцветные стеклянные шары.
А как хороши были ватные зайчики, белки, мишки!.. Как празднично сверкали усыпанные блёстками звёзды! И всё это было забрызгано жёлтыми застывшими капельками воска от свечей. И вся вата, как снег в лесу, усыпана сухой еловой хвоей.
Мы бережно вынимали каждую вещицу и проверяли: в порядке ли нитяная петля, за которую игрушку надо будет прицепить к сучку ёлки. Где нужно, привязывали новые петли. Потом мама доставала стеклянные разноцветные бусы. Добрая половина их оказывалась побитой. Но это нас ничуть не смущало. Такова уж судьба этих бус - ежегодно биться, да так и висеть на ёлке разбитыми, похожими на раскрытые ракушки с серебряной сердцевиной.
- Блестят, и хорошо, - говорила мама, откладывая бусы в сторону.
Наконец с самого дна коробки появился большой ватный дед-мороз. Вид у него был сильно помятый будто заспанный. И неудивительно - попробуй-ка проспи в темноте на шкафу целый год, от елки до ёлки.
Мама бережно поправила на дедушке шапку, мешок с игрушками, который он нёс за спиной, немножко выправила голову, сильно склонившуюся на один бок от долгого лежания. Стряхнула со старика прошлогодние иголки. И дед-мороз снова стал «как молодой», готовый занять своё законное место под ёлкой.