- Митя мои часы тебе в карман совал? - спросила Лизиха. - Что ты врёшь! Зачем?
- Не знаю. Чтоб вы искать начали. Чтоб подумали - я их взял. Чтобы…Колька остановился, поражённый какой-то мыслью, вдруг даже завизжал от злости: - Он! Он и тогда - Ваське! Он… кошелёк. Васька не брал! Он, он… подлец!..
Все вдруг поняли, о чём кричит Коля. Поняла и Елизавета Александровна.
Она встала и подошла к Мите:
- Говори, зачем часы ему совал?
- Я пошутил, - чуть слышно ответил тот.
- Пошутил? - как-то загадочно проговорила Елизавета Александровна. - И тогда тоже пошутил?
Она вдруг взяла Митю за воротник курточки и стала дрожащими руками расстёгивать.
- Что вы, что вы!.. - залепетал он. Елизавета Александровна вытащила из-под воротника крест на тонкой золотой цепочке:
- Целуй крест, клянись, что не ты кошелёк положил!
Митя весь затрясся.
- Целуй, говорю, и помни: руки-ноги отсохнут, если, если соврёшь!
- Простите меня! - завизжал Митя, бросаясь на колени, схватил руку Лизихи, начал её целовать. - Простите, простите меня! Я больше не буду!
- Подлец! Иуда!.. - заорал в исступлении Колька, готовый броситься на Митеньку.
- Николай, на место! - приказала Елизавета Александровна.
Все разом притихли.
- Встань, Митя, - сказала она взволнованным, но твёрдым голосом. - Не проси! Бог тебя простит. Собери книжки и уходи. Больше ты у меня учиться не будешь.
Митя понял, что просить уже не стоит. Он встал и, опасливо поглядывая в сторону Николая и Бориса, быстро собрал свои книжки и тетрадки.
- До свидания, Елизавета Александровна, - сказал он серебряным голоском, будто ничего и не случилось.
Елизавета Александровна не ответила.
Митя подождал секунду: не простит ли? И, не дождавшись, вышел в переднюю.
Хлопнула выходная дверь.