— То есть как? Разве может человек сам от себя держать что-то в секрете? Это же невозможно!
— Это не совсем так. Иногда непредсказуемость натуры доходит до того, что человек сам не знает, что от себя ждать. А иногда он даже не знает, чего он хочет! Именно в этом и заключается таинственность самого для себя. Я не смогла быть такой, я всегда знала, чего хочу, и шла к цели. Я слишком постоянна во всём.
— Но разве хорошо, когда не можешь сделать выбор? Когда неуверенна в себе, когда не знаешь, чего хочешь? Такой была Стелла и из-за этого её так обожали?
— Ох, я так и знала, что не смогу толково всё объяснить! Пойми же, душечка, это обычные женщины, встав перед выбором, долго терзают себя и сомневаются, на чём следует остановиться. А Стелла, когда хотела несколько вещей сразу, не выбирала, а брала сразу всё и когда её спрашивали, что же ей всё-таки больше нужно, она, не думая, останавливалась на том, что в данный момент было удобнее, выгоднее, приятнее, или даже просто ближе! Не думая о будущем. Её признания в любви и обещания были словно звон колокола, отбивающего точное время — верны только в тот момент, пока звучат.
— И это вся её тайна?
— Это одна из многих её тайн, которую удалось открыть мне. Сколько их ещё, ведомо только Богу и самой Стелле. Ну и, если он конечно не миф, её дневнику, который так тщетно ищут рыцари её ордена.
— А неужели в вашей библиотеке не сохранилось ни одной записи моей прапрабабушки? Хотя бы письмо кому-нибудь. Ведь писала же она письма?
— Да, разумеется. Но из них сохранились самые незначительные — письма знакомым, дальним родственникам, приглашения, расписки. Те письма, что она писала Робину, моему деду, он сжёг перед смертью, те, что она писала мужу — утонули вместе с ним через два года после её исчезновения. Остались только у её лучшей подруги — Ольги Рижской, которую никто не видел уже лет шестьдесят! Хотя утверждают, что она жива и затворницей обитает у себя в замке. Впрочем, если добраться до неё самой, то и письма будут ни к чему, она сама сможет рассказать больше, чем сухие листы бумаги.
— А можно ли как-то это устроить? Повидаться с ней?
— В молодости я предпринимала попытки, безуспешные нужно заметить. Но несколько лет назад у меня появился далеко идущий план, которым я поделюсь с тобой, так как вижу, тебя это всё волнует не меньше, чем меня саму! Я обручила своего сына Генриха с наследницей Риги. Когда они поженятся, я смогу беспрепятственно поехать туда, отыскать Грод ля Фротс, этот проклятый замок, в котором прячется Ольга и сделаю всё возможное и невозможное, чтобы встретиться с ней!
— Если бы вы знали, как я хочу поехать с вами! И когда же это всё произойдёт?
— Не раньше весны, я думаю.
— Что?! Так долго?
— Душечка, ты не представляешь, сколько я ждала этого момента! Я устроила помолвку много лет назад, хотя все не понимали меня, отговаривали и даже возмущались, что герцог такой крупной планеты станет мужем какой-то незначительной королевы, но я настояла на своём, и вот осталось чуть больше полугода. Исполнение моей мечты приблизится на один шаг.
Беллона понимала, что у неё нет столько времени. Ей нужно знать об этой Стелле Нордмунской как можно больше и как можно быстрее! Потому что встреча с Дереком, возможно, не за горами, а она ещё близко не поняла, как себя нужно с ним вести! Счастливое замешательство принцессы после разговора с императором Голубого квазара бесследно пропало. Какое ей дело до того, как Виталий относился к Стелле, она ведь собиралась нравиться не ему, а Дереку, и только Дереку! Стало быть, нужно продолжать уподобляться прапрабабке. А прошлая ночь… она, конечно, поступала так ради своей цели, но это было ошибкой! Чего только не натворишь сгоряча! Хорошо, что Виталий оказался благородным и достойным мужчиной, иначе репутация Беллоны могла бы сильно пострадать.
— Тётя Виктория, а вы не можете мне сказать, где ещё я могу осведомиться о Стелле? До наступления весны, — девушка снова застыла в ожидании. Когда Виктория думала, она любила растягивать этот момент, чтобы её слова прозвучали торжественнее, и воспринялись с ещё большим энтузиазмом, хотя она почти всегда сразу могла ответить на вопросы.
— Через десять дней будет великое событие для поклонников нашей с тобой прародительницы — двадцать девятое июля, день её рождения. Ей бы исполнилось сто двадцать четыре. Значит, на Северную Луну под предводительством Маурицио Стеллона прибудут сто двадцать четыре рыцаря и устроят роскошный пир в её родном замке. Вот у этого доходящего старикашки — их магистра, и можно что-нибудь выведать.
Пред взором девушки невольно нарисовалась картина; почти полторы сотни рыцарей и кавалеров прибывают в одно место. Богато одетые, яркие, пёстрые, спешиваются, оставляя своих вычищенных и блестящих коней лакеям, обмениваются рукопожатиями, обсуждают волнующие друг друга темы, гуляют, пьют, едят. Как говорил Джордан Льюмен, новопоступающих в орден мало заботит важность их миссии и серьёзность того, что они делают, поэтому, скорее всего, они напьются, наедятся до отвала и устроят глупое веселье, наподобие сельских оргий в первый день весны. В главном зале соберутся такие ответственные лица, как сам граф Льюмен, магистр, князь Вальядов, возможно, и Сержио. При воспоминании о нём у Беллоны потеплело на душе. Маркиз был замечательным другом и прекрасным юношей, на которого всегда можно положиться, так как даже дружба с принцем Робином не смогла его сбить с пути к рыцарству, а стало быть, благородству и сохранению мужской чести. За месяц разлуки она соскучилась по его обществу. Но всё это отодвинулось в сторону. Следующим кадром перед принцессой возник Дерек. Весь в чёрном, с, как всегда, загадочным, хитрым, но мрачноватым лицом. Он держится ото всех в стороне, молчалив, солиден. Он идёт в комнату, в которой выросла его любимая герцогиня-нищенка, которую он вознёс в фантазиях до божественной высоты и думает только о ней. И ничто не может помешать ему в созерцании её образа в его мечтах. По щекам Беллоны снова потекли слёзы, но ни она, ни королева Виктория этого не заметили. Первая слишком остро чувствовала обиду и боль, вторая — увлеклась рассказом, беседуя уже как будто сама с собой, но, надеясь, что её внимательно слушают.
— А знаешь, почему этот Маурицио так много может рассказать? Правда, знает он много, но помнит мало, ему всё-таки уже почти девять десятков! Этот Стеллон — последний любовник Стеллы и единственный из них оставшийся в живых! Представляешь, как ему завидуют сотни, нет, тысячи мужчин во Вселенной!
Беллона не хотела представлять, но точно знала одного такого мужчину — графа Дерека. Вот уж кто бы отдал хоть душу дьяволу лишь бы очутиться на месте магистра своего ордена. Боже, но чем, чем она, живая, красивая, молодая, была хуже той, тело которой обратилось в прах, а душа, возможно, попала в ад или растворилась вовсе? Ничем! Она была лучше! Принцесса упорно убеждала себя в этом. Девушка всегда знала, что прекрасна, её хвалили за ум и находчивость, но ни то, ни другое, ни третье не заставило Дерека полюбить её. Так в чём же суть? В том, что то, что раньше было достоинством стало недостатком? Мир перевернулся вверх ногами? Нет, дело именно в этом человеке — сэре Аморвиле и в ней — принцессе Феирской.
Ей немедленно хотелось во всём разобраться, помчаться к Дереку и спросить, что же ему нужно? Что он хочет? Кого он любит на самом деле? Но ей нужно было пройти последнее испытание — после премьеры любой дебютант может впервые выехать только по приглашению, а уже после — куда сам захочет. А за десять дней вряд ли её пригласят, а даже если так, она не успеет там побывать и вернуться вовремя на Северную Луну.
За торжественным обедом, на котором присутствовало не многим меньше народа, чем вчера на балу, Беллона вела себя замкнуто и молчаливо, хотя её не раз пытались вовлечь в разговор. Она замечала на себе взгляды, в них всех читалась какая-то одинаковая мысль. Некоторые, отведя глаза от неё, начинали перешёптываться, что девушке не нравилось, а потом вывело из себя, и она уткнулась в тарелку, не удостоив больше никого ни словом, ни жестом. За столом сидели только государи и правители, а свиты стояли за их спинами, поэтому гул голосов сзади становился поистине немыслимым. К концу трапезы у принцессы разболелась голова и полуденную прогулку перед очередным танцевальным вечером она предпочла провести в обществе Доры Незардроун, тихой, спокойной и уравновешенной. Габи, хоть и была полностью прощена подругой, всё же направилась к Энжел, под опеку её фрейлин. Беллону радовал сей факт, так как она надеялась, что наследница Гиганта достаточно благоразумна для того, чтобы прилюдно не ударяться в те потехи, которые находила будущая графиня Леонверден, непременно при этом ставя под угрозу своё достоинство.