И о больных корью детях:
«…Надо идти обратно к ним, в потемки. Благословляю и целую без конца… Бог поможет — это, кажется, уже предел. Вера и упование!..»
Первым из детей захворал Алексей — 16 февраля. Он заразился от кадета — приятеля по забавам, навестившего его накануне. В те месяцы закрытые учебные заведения столицы поразила эпидемия кори.
Это — одно из последних писем Александры Федоровны в долгой переписке с мужем. На письме порядковый номер — 648.
В тот день Николай отвечает из ставки:
«…Я был вчера у образа Пречистой Девы и усердно молился за тебя, моя любовь, за милых детей и за нашу страну…
Сегодня утром, во время службы, я почувствовал мучительную боль в середине груди, продолжавшуюся четверть часа. Я едва выстоял…
Я надеюсь, что Хабалов сумеет быстро остановить эти уличные беспорядки… Только бы старый Голицынне потерял голову!..»
Это о Хабалове обмолвится последний российский председатель Совета Министров — «лично очень честный».
После службы с молитвой государю императору кладут на стол телеграмму председателя Государственной думы Родзянко:
«Положение серьезное. В столице — анархия. Правительство парализовано. Транспорт, продовольствие и топливо пришли в полное расстройство. Растет общественное недовольство. На улицах происходит беспорядочная стрельба. Части войск стреляют друг в друга. Необходимо немедленно поручить лицу, пользующемуся доверием страны, составить новое правительство. Медлить нельзя. Всякое промедление смерти подобно. Молю Бога, чтобы в этот час ответственность не пала на венценосца».
Родзянко повторяет данную телеграмму главнокомандующим фронтов с просьбой поддержать его обращение.
Генерал Брусилов отозвался быстро: «Вашу телеграмму получил. Свой долг перед Родиной и царем исполнил».
Алексей Алексеевич Брусилов еще задолго до февральских событий обронит многозначительно: «Если придется выбирать между царем и Россией — я пойду за Россией».
И от генерала Рузского последовал ответ: «Телеграмму получил. Поручение исполнено».
Остальные главнокомандующие хранят молчание.
Ближе к полудню государю императору доставляют вторую телеграмму Родзянко:
«Положение ухудшается. Надо принять немедленно меры, ибо завтра будет уже поздно. Настал последний час, когда решается судьба Родины и династии».
Однако насколько дерзок этот Родзянко — «…судьба Родины и династии»!
По воспоминаниям графа Фредерикса, царь сказал о телеграмме:
«Опять этот толстяк Родзянко мне написал разный вздор, на который я ему не буду даже отвечать».
За два месяца до февральских событий Михаил Владимирович Родзянко признался в своем кругу: «Вы не учитываете, что будет после отречения царя… Я никогда не пойду на переворот…»