— Я готов ответить на вопросы Вашего Благолепия, — юноша без тени трепета взирал на Последнего Судью Отиса. Что ж… так даже проще.
— Замечательно… Значит, это ты охранял комнату с вещами еретиков три дня назад?
— Да.
— И пока ты стоял на страже, ничего необычного не происходило?
— Нет.
— Ты присутствовал при обнаружении пропажи?
— Да.
— Ты украл эту вещь?
— Нет.
— Спасибо. Вопросов больше нет.
Отис откинулся на спинку с таким чувством, будто только что пробежал километров десять. До чего тяжело разговаривать с роботами! Но выбирать не приходилось, нужно было понять, что же произошло на самом деле. У судьи имелись кое-какие соображение, которые, правда, нуждались в подтверждении, и разговор с юным фанатиком стал очередным кусочком складывающейся общей картины.
— А кто мог украсть вещицу? Кому это было нужно?
— Могли немногие… А нужно — вот тут еще одна странность, ведь даже если допустить, что кто-то из братьев мог совершить такой грех, как воровство, то представить зачем он мог это сделать не удается. Ведь все амулеты, хранящиеся в той комнате, давно и бесповоротно мертвы. Сейчас они просто куски металла, дерева, камня… Брать на свою душу грех из-за этого? Непостижимо!
— Ладно-ладно. Полагаю, что у всех есть алиби, и никто ничего не видел. Я прав?
— Все так, Ваше Благолепие, — новомодное слово ничуть не удивило монаха, что так же не ушло от внимания судьи.
— Отлично! — еще один кусочек головоломки занял свое место. — Так что же собой представляет данная вещица?
— Украшенный резьбой крест из серебра. На обратной стороне странные знаки, явно колдовского происхождения.
— Крест… Хм, ясно, — картина почти прояснилась, можно было заканчивать представление… Но у Отиса имелась еще парочка вопросов, очень интересных и не менее важных. — А вот скажи-ка, посвященный Локио, что за человек был тот еретик? Ну, тот, которому принадлежал крест.
— Еретик, как еретик. Все они на одно лицо, — монах пожал плечами. — Пришел к нам, без всего, только крест на шее, да потрепанная одежда. Хотел присоединиться к нам… Первое время он прилежно трудился, помогая обители, мы уже всерьез рассматривали вопрос его посвящения. Но тут он проявил свою истинную сущность, после чего нам пришлось провести обряд очищения огнем.
— С этим ясно, а как проявилась эта его истинная сущность?
— Он стал превращать вино, приготовленное для справления ритуалов, в воду. В воду! И не только это — золотые и серебряные кубки становились грубыми деревянными поделками, покрытыми позолотой. Позолотой! — на лице монаха застыло бесконечное отвращение, словно он узрел что-то чудовищно мерзкое. Слова он не говорил — выплевывал. — Драгоценные камни — в стекло! Статуэтки из красного дерева — в комки глины! Церковь Треугольника понесла огромный ущерб… благо удалось вовремя остановить еретика.
— А потом допросили и казнили?