— Вы были бы просто удивлены, узнав, какой это отличный бизнес, — не унимался я.
— Да, было бы здорово.
Я принялся подробно инструктировать, как следует сообщать информацию по телефону, чтобы имена рыбаков были переданы без искажений, но, оторвав взгляд от моторов, увидел, что все сказанное мной она благополучно пропустила мимо ушей. Я кончил протирать моторы, кивнул ей и отнес заказ в демонстрационный зал.
— Сколько с меня? — спросила она.
— Одну минуту!
Я прошел в офис, снял наколотые на штырек калькуляции Отиса, сложил с прочими расходами, добавил должок Джорджа Нанна и получил общий итог.
— Семьдесят четыре доллара и тридцать пять центов, — объявил я, когда вернулся. — Сюда входит старый долг на сумму в сорок девять долларов и плюс к этому еще двадцать пять долларов и тридцать пять центов собственно за ремонт.
Она подошла к кассовому аппарату и, вынув из сумочки бумажник, отсчитала три двадцатки, десятку и пятерку. В душе я уже поздравил себя с тем, что получил с Нанна сполна и мельком отметил, что две двадцатки были новенькими и хрустящими. Отсчитав сдачу, я разложил банкноты по соответствующим отделениям ящика кассы и закрыл его. Мое «спасибо» без ответа потонуло в ее бездонном безразличии, после чего мне оставалось только отнести моторы к пикапу. Она забралась в машину, и я закрыл за ней дверцу. Вот тогда-то меня и поразило в первый раз за все это время, что она слишком рано заявилась в магазин. Ведь дорога оттуда дальняя, да и плохая по большей части.
— Вы, должно быть, выехали ни свет ни заря? — предположил я.
Гостья включила зажигание, и я уж было решил, что не услышу никакого ответа, но тут, повернув голову, она на миг скользнула по моему лицу отрешенным взглядом.
— Я провела ночь в городе, — сообщила моя покупательница, — и хочу есть.
Она развернула пикап и скрылась, шурша шинами по гравию. Я посмотрел ей вслед, пожал плечами и вновь вернулся в магазин. Ела она или нет — меня это не касалось, мое дело — продавать лодочные моторы. Отправляйтесь домой, мадам! Отправляйтесь к своему мужу, готовому вас согреть.
В офисе я возобновил поиски коробки с марками и наконец нашел ее в самом углу на дне нижнего ящика. Марок в ней оставалось от силы с полдюжины. «Пожалуй, не мешало бы пополнить запас», — подумал я. А заодно загляну и в банк, чтобы положить деньги на депозит: был уже понедельник, а у нас в сейфе все еще хранилась выручка за пятницу и за субботу.
Я открыл сейф, проштамповал и заверил чеки, затем сосчитал бумажки и серебро. Просуммировав наличность на счетной машинке, я только тут вспомнил про деньги, что уплатила мне миссис Нанн. Не мешало бы разменять эти двадцатки, чтобы было чем давать сдачу, хотя бы в начале дня. Отсчитав сорок долларов пятерками, однушками и мелочью, я понес разменные деньги к кассе и пробил «Без продажи», чтобы открыть ящик. Вытягивая эти двадцатки из-под валика в отделении слева, я снова как бы вскользь отметил хрустящую новизну тех двух, что были сверху. Даже не знаю почему: в любом бизнесе, где приходится иметь дело с наличкой, новые банкноты мелкого и среднего достоинства — вещь довольно обыденная. Возможно, потому, что обе Они лежали рядышком и края их слегка слиплись и завернулись под валиком. Одна из двадцаток была испачкана чем-то коричневым почти до середины по самому краю.
Я разлепил их, разложил мелочь и разменные деньги по соответствующим отделениям и запихнул одну двадцатку к себе в бумажник, чтобы купить на нее марок. Уже закрывая ящик кассового аппарата, я услышал шаркающие шаги по гравию. Это был Отис. Он отпер дверь и вошел как раз тогда, когда я спрятал бумажник в карман и сграбастал две другие двадцатки, предназначенные для банка. Отис закурил сигарету и печально взглянул на счетчик.
— Снова потрошите кассу, босс?
Его полное имя было Отис Олин Шоу. Ему было около сорока пяти, и он немного смахивал на Линкольна, с той лишь разницей, что у Отиса черные волосы начали выпадать, а макушка и вовсе облысела. На лице застыло кислое выражение, словно у гробовщика, только что узнавшего, что его лучший друг был кремирован конкурирующей фирмой и отправился в мир иной, оставшись ему должен триста долларов. Эта неизбывная печаль, однако, скрывала его юмор висельника, недюжинный интеллект и настоящую гениальность, когда дело касалось двигателей внутреннего сгорания.
— Доброе утро, герр Шопенгауэр, — отозвался я. — Как насчет веселенького словца?
Он лишь качнул головой, поплелся следом за мной в офис, уселся на письменный стол и с мрачным видом стал наблюдать, как я распихиваю в белый мешок, используемый мной для доставки в банк налички, банкноты и чеки.
— Только сегодня утром я говорил своей старухе, — сообщил Отис, — что у меня есть шанс добиться повышения зарплаты именно сейчас, когда героин начал дешеветь. Минимум до четырнадцати долларов в неделю.
Я добавил двадцатки к наличке, предназначенной для банка, и прикрепил квиток с новой расчетной суммой к ручке мешка.
— Не рассчитывай на это, — возразил я. — Качество героина становится хуже, и его идет намного больше.