О сваи забились такие волны, что Утенок плюнул:
— Ладно. Увидим, кто «единоличник». «Бармалей»! Сам-то ты и есть Бармалей, длинноногий чорт!
Он смотал свою снасть и ушел.
Но на следующий день опять был у моста. Солнце только всходило. Кругом — ни души. Лишь эскадра чьих-то уток, с селезнем впереди, вытянулась строгой цепочкой к камышам на другой стороне реки.
Тимка подошел к телеграфному столбу и, оглядевшись, прилепил бумажку:
Милиция сообщает, что купаться в реке запрещено с 10-го июня, так как в реку заплыл осьменог. Купаться запрещено, особенно в глубоком месте. Штраф 100 руб.
МИЛИЦИЯ
Это всё сам Утенок сочинил и написал.
— Покупаетесь теперь! — сказал он, прихлопывая бумажку кулаком, — увидим…
Затем он спустился на сваи, размотал свой спиннинг, вынул из консервной банки полуживого пескаря, ожидавшего своей участи еще со вчерашнего дня, прицепил к крючку и забросил его в воду.
Скоро появилась стайка самых вредных девчонок. Они хохотали и визжали еще издали. Одна задержалась у столба, прочитала объявление и окликнула подруг. Те вернулись, столпились вокруг столба и загалдели все разом. Потом трусливо приблизились к берегу, сели на траве и уставились в воду, тихо о чем-то переговариваясь. Посидев так немного, они поднялись и побежали обратно в поселок.
Утенок самодовольно ухмыльнулся.
За девчонками прибыл и Горька с друзьями. Они вели купаться лохматого горькиного пса Барбоса, а он не хотел, упирался.
Горька увидел объявление, лениво подошел, глянул мельком и вдруг заорал и запрыгал, будто его змея ужалила в пятку.
Барбоса бросили, и он удрал.
Горька скатился вниз по свае кубарем, чуть Утенку на голову не сел:
— Тимка, читал, а? Видал, а?
Не больно-то хотелось Утенку с ним разговаривать, он кивнул — просто так. Горька ничего не заметил:
— Ты скажи! Осьминог! У нас — осьминог! Осьминог живой! Ты не знаешь, он еще никого не утаскивал? Нет?
— Почем я знаю…
Остальные ребята тоже забрались на сваи. Горька вертелся, вздыхал и, жмурясь, тряс головой: как будто это и вправду такое большое счастье — осьминог в реке. Но такой уж человек был Горька, читавший книги даже за едой.
— Осьминог! Как в настоящем море! Я ж о нем давно мечтаю! Теперь нам бы акулу, правда? Или лучше — пару акул. Как ты думаешь, Тимка?