Пушки развернулись и направили дула за реку.
В главном турецком лагере на этом берегу началось движение. Кавалерийские и пехотные части торопливо перестраивались. Потом все замерло, как замирает хищник перед решительным прыжком.
Из–за Прута грянул выстрел.
3а ним загремели выстрелы с других батарей.
Окрестные холмы заволокло черно–белым дымом. В русском лагере кое–где поднялись столбы пыли.
И тогда с холмов ринулась вниз турецкая конница и пехота.
Они двигались лавиной. Казалось, сами огромные холмы движутся на русский лагерь, защищенный лишь тонкой линией невысоких, наскоро откопанных брустверов.
Царь Петр, большой, длинноногий, в старом, измазанном землей и копотью бомбардирском камзоле, размахивая обнаженной шпагой, бежал от царской палатки на переднюю линию.
На постах уже шел бой.
Турецкая конница надеялась легко смести укрепления. Но, встретя сильный отпор, растерялась, в замешательстве остановилась, закружилась на месте. Русские пушки били в упор. Подоспевшие янычары, вывертываясь из–под ног коней, бежали вперед, стреляя из пистолетов. То на одном, то на другом посту завязывалась рукопашная.
Бой утих только к ночи, с поздней темнотой. В русский лагерь туркам прорваться не удалось.
Ночь прошла быстро, зато утро 10 июля тянулось бесконечно. Турки не предпринимали новых атак. Однако их артиллерия била по лагерю почти без промахов.
Положение русских было отчаянное. Но еще гремели русские пушки, и неосторожно приближавшихся к русским постам турок еще встречал ружейный огонь.
Военный совет, происходивший вечером 10 июля возле царской палатки, был немногословен. Генералы и министры хмуро отмалчивались.
— Нам представляется одна возможность — умереть как солдатам, — сказал генерал–поручик Остен.
— Это мы успеем, — отозвался Петр. — Я рассудил предложить визирю мир.
— Паша не такой уж дурак, — усмехнулся фельдмаршал Шереметев.
Война была проиграна. Петру это было ясно, как и его генералам. Но он каким–то непонятным чувством ощущал зыбкую, неверную, но все–таки еще существовавшую грань, которая отделяла его армию от разгрома, и надеялся удержаться на ней.
Два часа назад Петр послал подканцлера Шафирова с трубачом и несколькими офицерами свиты к великому визирю с предложением мира. По времени ему пора бы вернуться, но он все не возвращался. Однако, судя по тому, что турецкая артиллерия замолчала, визирь, видимо, вступил с посланцем в переговоры.
Петр громко и протяжно зевнул.
— Господа генералы, мы сделали все, что в силах человеческих, и заслужили право выспаться, нынешней ночью. Кто знает, что нас ждет завтра. Спокойной ночи, господа.
Генералы пошли по своим каретам. Царь, подняв голову, пошагал к своей палатке, поставленной возле пушек, немного поодаль от генеральских экипажей.