Я задумался. В самом деле, осталась у меня только ночь на то, чтобы сделать правильный выбор, а как его сделать, когда я понятия не имею ни про жизнь на каторге, ни про войну слыхом не слыхивал.
- Может давай вместе пойдём, всё веселее будет - предложил я Михаилу.
- Куда пойдём? - не поняв о чём я, переспросил меня сиделец.
- На войну на эту, не в тюрьму же.
- Не парень, я торопиться не буду. Чего мне за кражу то дадут? Год, в самом худшем случае, если конечно ещё докажут, что я квартирку ту подмял. А на войне полю получить, за это? Нет, дураков тута нет.
Уснул я с мыслями о каторге, видно поэтому мне всю ночь снились кошмары с какими то громадными пауками и крысами. Они то заковывали меня в железные цепи, то пытались сожрать живьём. Скорее всего поэтому, становиться каторжанином, после пробуждения, мне категорически не захотелось, и я мысленно смирился с тем, что придётся записываться в добровольцы.
Таскать людей из камеры стали сразу же после завтрака. Первым забрали Михаила, через час ещё одного, из старого состава и так до самого обеда уводили людей, в час по чайной ложке. Обедал я в гордом одиночестве, но больше мне от этого всё равно не досталось, дали равно столько, сколько и полагается. Настроение от этого, однако не ухудшилось, наоборот, после приёма пищи хотелось пообщаться с кем нибудь, обсудить накопившиеся вопросы, посоветоваться. Когда дверь камеры открылась, и охранник попросил меня покинуть помещение, я встретил его предложение с радостью, не забыв всё ж таки поинтересоваться:
- С вещами?
- Так иди, они тебе по любому больше не понадобятся - ответил он, намекнув на какие то неизбежные обстоятельства.
- Чего, переводят меня куда то? - спросил я, испугавшись того, что опоздал записаться в добровольцы.
- Иди давай. Сейчас тебе всё расскажут.
В кабинете сидел тот же самый поручик и это позволяло надеяться на то, что шанс, не попасть на каторгу, у меня остался. Встретил он моё появление менее приветливо, чем в прошлый раз, наводящих вопросов задавать не стал, а прямо с порога, даже не пригласив присесть, спросил о главном:
- Ну что Бесфамильный, так и не надумали искупить свою вину?
- Почему же не надумал? Надумал. Согласен к вам записаться, скрывать не стану - тут же открылся я.
- Вот это другой разговор! - обрадовался военный. - Подходите тогда поближе. Сейчас напишите заявление, я включу вас в список отбывающих и всё, можете считать себя свободным человеком.
- То есть как это, свободным? Вы меня отпустите?
- Куда отпустите? - не поняв моего вопроса, но заметив изумление, спросил Стариков.
- На волю. Вы же сами сказали, что я стану свободным человеком, сразу после того, как бумагу напишу.
- Ах, вы в этом смысле? Нет, так далеко уйти у вас не получится. Я имел ввиду свободным, значит не сидящим в тюрьме. А чтобы окончательно ваше дело закрыли, вам предстоит ещё за родину повоевать. Понятно?
- Понятно, чего же тут не понятного - сказал я. - Диктуйте тогда, чего писать.
Текст заявления был коротким, написал я его быстро, хотя, насколько я помню себя, писать мне пришлось впервые. Затем поручик так же быстро прочитал его, чего то подправил и не мешкая предложил мне поставить на листке свою подпись, и расшифровать её. Макнув перо в чернильницу быстренько что то накарябал, думая о том, где же мне сегодня предстоит ужинать и пододвинул бумагу к чего то пишущему Старикову.
- Ну что подписал? - спросил он меня, закончив с записями в толстой книге.