Отсутствовало дыхание. Мне очень жаль, миссис Либен, но ваш муж был мертв, как и любой другой в подобном состоянии, и я готов поручиться за это моей репутацией.
Рейчел и не сомневалась, что Эрик был мертв. Она же помнила его невидящие, неморгающие глаза, когда он лежал на забрызганной кровью мостовой. Она видела совершенно четко глубокую вмятину, начинавшуюся от уха и достигавшую виска, раздробленные кости. Однако она была признательна Бену за то, что он, сам того не желая, все запутал и повел детективов еще по одному ложному следу.
— Я уверена, что он был мертв, — подтвердила она. — Я в этом не сомневаюсь. Я видела его там, где произошел несчастный случай, и знаю, что ошибки в диагнозе быть не могло.
Корделл и Тескане явно почувствовали облегчение.
Пожав плечами, Вердад заметил:
— Ну тогда мы можем отбросить это предположение. Но Рейчел понимала, что коль скоро идея ошибочного диагноза застряла в головах у полицейских, они потратят время и силы, чтобы ее как следует проверить, а это именно то, что ей нужно. Отсрочка. К этому она стремилась. Тянуть, медлить, запутывать. Ей требовалось время, чтобы подтвердить свои худшие подозрения и придумать, как защитить себя от грозящей опасности.
Лейтенант Вердад провел Рейчел мимо трех закрытых тел к пустой каталке, на которой валялась смятая простыня. Там же лежала бирка из плотного картона с обрывками покрытой хлорвинилом проволоки. Бирка была тоже смята.
— Боюсь, это все, что у нас осталось. Вот эта каталка и бирка, которая была привязана к ноге доктора. — Стоя всего в нескольких дюймах от Рейчел, детектив смотрел на нее жестким взглядом карих глаз, в которых, как и на его лице, нельзя было ничего прочитать. — Теперь объясните мне, зачем вору, укравшему тело, не важно из каких соображений, было тратить время на отвязывание бирки с ноги умершего?
Она покачала головой:
— Не имею ни малейшего представления.
— Вор должен был опасаться, что его могут поймать. Спешить. И он тратил драгоценные секунды на отвязывание бирки.
— Полное безумие, — заметила она дрожащим голосом.
— Да, безумие, — согласился Вердад.
— Но ведь и вся эта история — безумие.
— Да.
Рейчел посмотрела на смятую и слегка испачканную кровью простыню, представила себе, как она укрывает холодное и нагое тело ее мужа, и невольно вздрогнула.
— Ну, хватит, — заявил Бен, обнимая ее за плечи, чтобы согреть и поддержать. — Пошли-ка отсюда ко всем чертям.
Эверетт Корделл и Рональд Тескане проводили Рейчел и Бена до лифта в подземном гараже, всю дорогу стараясь доказать полное отсутствие вины со стороны морга и города в исчезновении тела. Их не успокаивали ее неоднократные заверения, что она не собирается подавать ни на кого в суд. Ей необходимо было о стольком подумать и побеспокоиться, что не оставалось ни сил, ни желания уверять их, что у нее нет никаких дурных намерений. Хотелось только, чтобы они от нее отстали и дали ей возможность заняться куда более срочными делами.
Когда наконец закрывшаяся дверь лифта отделила их от тощего патологоанатома и толстого адвоката, Бен сказал:
— Что касается меня, я бы обязательно подал на них в суд.
— Исковые заявления, судебные процессы, встречи для обсуждения стратегии ведения дела, залы заседаний — тоска зеленая, — отозвалась Рейчел. Она открыла сумочку. Лифт продолжал подниматься.
— А этот Вердад — крутой сукин сын, верно? — заметил Бен.
— Просто выполняет свои обязанности, я так думаю. — Рейчел достала из сумочки пистолет тридцать второго калибра.
Бен, занятый наблюдением за мелькающими цифрами на табло над дверью, не сразу заметил пистолет.
— Он мог бы выполнять эти свои обязанности с несколько большим сочувствием и не изображать из себя робота.