Он знал, что в здании бывшей гостиницы «Мавритания» недавно разместилась контрразведка деникинской Добрармии, но случая побывать там пока не представилось. Капитан хотел что-то сказать, но в это время слово попросил представитель французской делегации капитан Фуке. Галантно улыбаясь, делая вид, что не понял, о чем говорил Харламов, он звонко, единым духом, по-русски произнес:
— Гордо и победоносно вы пойдете в Москву и восстановите вашу великую и прекрасную родину — Россию!
— А как же с помощью, господа? — выкрикнул кто-то из дальних рядов.
Генерал Пуль, руководитель английской делегаций, снисходительно выслушал переводчика и понял, что настала его очередь.
— Господа! Мы будем вас поддерживать и оказывать вам помощь, но надо помнить, что при теперешних перевозочных средствах трудно оказать немедленную большую помощь. Однако за те две недели, как я и французы находимся на русской территории, нами уже доставлено пятьдесят тысяч винтовок, несколько миллионов патронов, большое количество медицинского и всякого другого снаряжения. Перед моим отъездом сюда я получил телеграмму из Лондона, в которой говорится, что приняты меры к доставке тяжелой и легкой артиллерии, винтовок, аэропланов, танков и медикаментов.
— С паршивой овцы хоть шерсти клок, — прошелестело сзади. Бордовсков и Татаринов оглянулись одновременно. За ними стояли представители ростовского купечества, знавшие отлично, с кого и сколько можно взять…
Гремели бодрые марши и на вокзале, откуда поезд с представителями союзных войск отбывал в Таганрог, в ставку Деникина. Оркестр будто бы хотел скрасить неловкость, которую испытали атаман Краснов и его приближенные в цехах Главных железнодорожных мастерских, когда их горячие речи и вежливые улыбки союзников натолкнулись на ледяное молчание рабочих.
Возвращались с вокзала по Садовой. Татаринов придержал Бордовскова за рукав.
— Виктор, давай ко мне, а?
— Зачем? Хрен редьки не слаще…
— Так-то так, но… Краснов Деникину сдается, донцы идут в подчинение Добрармии.
Подумай, не пожалеешь! Нам люди нужны, особенно местные.
Вечером Бордовсков сидел в ресторане с Гиви Пачулия, которому недавно передал для следствия дело Мурлычева.
Пил, ел и все обдумывал, как лучше объяснить князю свой переход — в душе он уже перебежал из бывшего ресторана «Белый слон», где размещалась контрразведка Донской армии, в «Мавританию». Князь выслушал сбивчиво-туманный рассказ Бордовскова, потом, рассматривая на свет водку в рюмке, сказал с сильным акцентом, что всегда выдавало: князь расстроен.
— Думаешь, да-ра-гой, там больше заработаешь? Или там настоящие контрразведчики? А может, веришь, что теперь, когда Деникин давит, это — главная контрразведка? Так? Не-хо-ро-шо, приятель, ну да черт с тобой! Будь здоров!
Князь выпил, пожевал пустым ртом, потом налил вторую рюмку, залпом выпил.
— О! Теперь — другое дело. Пошла-а! Чего хмуришься, Витя? Пей! Собачья работа и там, и у нас.
Витьке пить не хотелось. Он спросил:
— Молчит Мурлычев?
— Молчит. Хорошо молчит.
— И будет молчать. Я знаю.
— Заговорит!