Она решительно выбросила из головы Вильяма Стаффорда и запретила себе вспоминать несчастное сморщенное лицо Вилла Кэри. Сейчас она ожидает самого короля Англии. «Отец, — подумала она, — нынче ночью я буду спать с твоим королем. Пожалуйста, возвращайся поскорее — ты увидишь, как хорошо я здесь устроилась».
А потом дверной проем заполнила высокая фигура Робина Гуда, рыжие волосы пылали в отблесках камина, горящие прищуренные глаза смотрели прямо на Марию.
Легко, как бабочка, порхала в оставшиеся недели лета Мария Кэри при оживленном дворе короля Генриха, как и на его громадном ложе. Ее медовый месяц с Виллом Кэри длился всего лишь одну неделю, а этому, с громогласным и веселым королем, и конца было не видать. Вместе с королем они охотились, катались на разукрашенных барках по всей Темзе, смеялись, танцевали, развлекались играми, гуляли об руку друг с другом. Впервые в жизни Мария принимала ухаживания, и она страстно влюбилась если не в своего горячего и своевольного любовника, то уж во всяком случае во все то, что сопутствовало его любви к ней.
— Мария! Его величество ждет тебя под окном, а за ним выстроилась половина придворных, — восторженно пропищала Джейн Рочфорд и подбежала, чтобы помочь Марии заколоть на высоко взбитых золотых локонах новую, из зеленого бархата, шляпку для верховой езды. — Ты бы лучше помахала ему рукой из окошка, если хочешь, чтобы он и дальше так терпеливо дожидался.
— Да ведь я уже совсем готова, Джейн, а помашу из окна обязательно. Какой сегодня чудесный осенний день! — Мария распахнула настежь окно из толстого стекла в свинцовом переплете и высунулась помахать королю. Ее платье для верховых прогулок, серовато-зеленое, вместе с зеленой шляпой идеально подходило для сегодняшнего дня, как решила сама Мария. Король и сопровождающие его несколько приближенных увидели ее, замахали руками и приветствовали громкими возгласами.
— Я уже спешу к вам! Я так рада, что сегодня мы будем стрелять! — крикнула она из окна. Ей подумалось, что они все выглядят взволнованными и счастливыми, как мальчишки: Джордж гордо стоит рядом с Его величеством, король улыбается, всем присутствующим не терпится оказаться на пологих, покрытых зеленью холмах, где расставлены мишени, размеченные кругами, — туда они пошлют свои стрелы. Один лишь Вильям Стаффорд, облокотившийся о ствол старого дуба позади короля и пожирающий ее голодными глазами, не улыбнулся ей.
Она поспешила вниз по ступеням огромной восточной лестницы, а следом за ней Джейн Рочфорд и еще несколько подруг. Мария гордилась впечатлением, которое произвело ее платье: она несколько долгих часов выбирала для него материал. По правде говоря, ото всех ее платьев для верховой езды и стрельбы это отличалось простотой покроя. Бархатная расклешенная юбка была умеренно пышной, а выделялось это платье среди всех прочих, какие ей доводилось видеть, лишь облегающим верхом с длинными рукавами. Гладкий покрой юбки не скрывал изгиба бедер, а с талии ниспадали широкие сборчатые рюши, которые выгодно подчеркивали ровный плоский живот и полные груди. Это шло вразрез с заимствованной у Франции и Испании модой на корсажи — очень тугие, с вызывающе низкими вырезами, обнажающими ложбинку между грудей. Такой, решила Мария, не подойдет для утра, посвященного стрельбе из лука по мишеням. Сегодня пусть король у кого-нибудь другого высматривает туго затянутые полуобнаженные груди!
Воздух был кристально прозрачным, солнце, подобное ограненному самоцвету, сияло с голубого бархата небес. Ей говорили, что осенью в Англии чаще всего идут дожди или же туман окутывает эти огромные, раскинувшиеся на берегах извилистой Темзы дворцы. Но сегодня в мире Марии все было ясно и безоблачно. Его величество даже снова отослал прочь Вилла, на сей раз на целую неделю, так что ей не придется сегодня мириться с его кислой миной и хмурым взглядом.
— Доброе утро, милая Мария! — приветствовал ее зычным голосом король, как только она вышла из дверей в сопровождении других дам. Будто она не провела всю ночь до утра в его постели, будто об этом не знали почти все столпившиеся здесь его приближенные.
Рука об руку с королем, не обращая внимания на перемигивания, смешки и шепотки придворных (и на пристальный взгляд Стаффа тоже) они пошли по зеленым лужайкам, затем напрямик через розарий к стрельбищу. Как всегда в последние дни лета, сад буйно зеленел и розы на длинных стебельках гордо цвели перед приближающимися зимними холодами.
Король выхватил кинжал и, просияв, срезал для Марии роскошную белую розу.
— Пусть эта роза украсит твою великолепную грудь, которую столь коварно скрывает этот зеленый бархат, моя Мария. Тогда я смогу наклоняться и вдыхать ее несравненный аромат, — тихо проговорил Генрих и улыбнулся той проказливой мальчишеской улыбкой, которая так ей нравилась. — А кроме того, — добавил он, идя вместе с ней дальше, — мне хочется видеть на тебе белый и зеленый цвета Тюдоров. Ты — одна из самых больших ценностей, какими только владеет король.
Локтем и плечом он крепко прижался к ее груди, намеренно игнорируя нацеленные на них взгляды, и так они прошли последние несколько ярдов до площадки, на которой оруженосцы уже приготовили все необходимое для состязаний по стрельбе. Действительно, цвета Тюдоров украшали колчаны со стрелами, а бело-зеленые знамена Тюдоров реяли на мощных высоких стенах Гринвичского дворца далеко позади. «Одна из ценностей, которыми владеет король» — так он выразился. Верно, ибо так и смотрят на все это окружающие, особенно ее отец. И все же, несмотря на восхитительные дни и долгие ночи, которые Мария проводила с Генрихом, повелителем всей Англии, она ни разу не чувствовала, что он владеет ею. Телом — да, король брал его снова и снова, но Марии это лишь льстило, доставляло ей радость. Однако же чего-то не хватало этому щедрому Тюдору, и из-за этого «чего-то» она не чувствовала, что он владеет ею сполна. Точно так же, как прежде — эгоистичный красавец Франциск. А несчастный хмурый Вилл Кэри вообще не занимал ее мысли, хотя она теперь и носила его имя.
— Дорогая моя леди Кэри! — прогремел над ухом голос короля. — Что же это вы, уже засыпаете, хотя время совсем еще раннее?
— Ах, простите, Ваше величество! Что вы изволили сказать? — Она послала ему ослепительную улыбку, затем проговорила, уже значительно тише: — Уж простите, государь, но вряд ли я одна виновата, что недосыпаю ночами, а потом хожу полусонная.
Он захохотал во все горло, откинув золотисто-рыжую голову, и если кто-нибудь из придворных еще не смотрел на них во все глаза, то уж теперь таких точно не осталось. Генрих Тюдор царил над всеми благодаря своей рослой фигуре, изысканному дорогому наряду и неизменно окружавшему его ореолу сильной личности. Когда он наклоняется за стрелой, как сейчас, могучие плечи туго натягивают дублет переливчато-синего бархата. Просторная черная накидка (которую он, вероятно, скоро сбросит из-за жары и напряжения при стрельбе) свисает до золотой перевязи, спускающейся на бедра, а ноги, обутые в бархатные туфли с квадратными носами и модными разрезами по бокам, широко расставлены и твердо упираются в землю. По традиции король послал первую стрелу, открывая таким образом это импровизированное состязание. Хотя стрела вошла в мишень на самой границе красного круга в ее центре — «бычьего глаза», — придворные бешено зааплодировали затянутыми в перчатки руками.
— Клянусь преисподней, не все же утро я буду промахиваться, как сейчас, — проворчал король.
— Вы такой меткий стрелок, что вам даже думать о подобных вещах не пристало, — утешила его Мария и сразу была вознаграждена еще одной широкой тюдоровской улыбкой.
— Верно, радость моя, да только случаются такие дни, когда и самые лучшие из нас попадают в полосу невезения. Но как мне всегда придают сил твое милое личико и ласковые слова, моя золотая Мария! — Он наклонился, тщательно выбрал из бело-зеленого колчана стрелу с металлическим наконечником, аккуратно наложил ее на тетиву большого лука, сделанного из полированного дуба.
И как раз в тот момент, когда на ее губах еще играла улыбка, вызванная похвалой Генриха и его любовью, чистые голубые глаза Марии встретили прямой взгляд Вильяма Стаффорда. Этот взгляд — поверх голов слуг, державших колчаны и луки для своих господ, — был таким откровенным, таким нежным, что у Марии перехватило дыхание. Смущенная, сердитая, она не отвела глаз и смотрела на него до тех пор, пока его бесстыжий взгляд не обежал всю ее фигуру, словно и впрямь грубовато лаская. Потом он отвернулся, прищурился, натянул и спустил тетиву. Лук зазвенел, стрела глухо ударила в дерево, но Мария мигом отвела взгляд и стала выбирать стрелу для себя.
— Вот это славный выстрел, Мария! Ты видела? — обратился к ней король.
— Да, это… да, это было отлично, государь, — ответила она, стараясь, чтобы у нее не дрожали ни голос, ни рука. Король наблюдал за ее первым выстрелом, вероятно, и другие тоже, даже Стафф. А как прекрасно он выглядел сегодня в темно-темно-коричневом! Она подняла лук и натянула тетиву. Ну вот, король отослал Вилла, и у нее стало легко на сердце, так тут Стафф, который после маскарада принуждал себя держаться в рамках учтивости, начинает бесцеремонно разглядывать ее — прямо здесь, где всякий может это заметить!